а сейчас уже почти восемь, – объясняется Генри. – Ты гораздо интереснее, чем я думал.

– Это вы еще мои рассказы не читали.

Я слишком пьяна, чтобы пожалеть о сказанном.

С непроницаемым выражением лица Калеб поднимается со стула.

– Ты прав, уже поздно. Но я рад, что нам удалось вас застать.

– Застать нас? Разве не все наоборот? – Генри ласково гладит Калеба по руке, как его мать накануне вечером, но на этот раз Калеб вздрагивает.

– Возможно, в этом году мы посетим Нью-Йорк, – говорит Чарли, протягивая возбужденным собакам по кусочку курицы. – Я очень хочу там побывать. Уже несколько месяцев уговариваю Генри.

– Звучит здорово! – поддерживаю ее я.

После того, как мы все обнялись на прощание, Калеб берет мою куртку и помогает просунуть руки в рукава.

В машине спрашиваю его о парне на фотографиях.

– Сын Чарли. В эти выходные он у своего отца, но фактически его воспитывает мой. Наверное, компенсирует то, что его не было рядом, когда рос я. Между прочим, – продолжает Калеб тем же тоном, как будто обсуждая погоду, – ты была сногсшибательна, ты им очень понравилась.

Не знаю, что на это ответить, и повисает тишина, которую я заполняю музыкой. Возможно, не стоило производить на них впечатление или следовало недолюбливать правильных людей – вместо того чтобы любить неправильных. Я прошла тест или провалила?

Глядя на узкую и темную грунтовую дорогу впереди, я думаю, что произойдет, если кто-нибудь неожиданно метнется перед машиной и мы не успеем затормозить.

Я переживаю повторяющийся кошмар, в котором Калеб умирает, и все близкие приглашены на похороны в Уэльс, кроме меня. Розмари плачет на первой скамье, а мать Калеба спустя несколько месяцев, все еще в черном с ног до головы, обращается ко мне со словами: «Мне очень жаль, я не знала, как с тобой связаться, о его жизни за океаном было известно очень мало».

Если нас ждет авария, надеюсь, это столкновение еще больше скрепит нас, не причинив при этом никакого длительного ущерба. Просто несколько небольших порезов и синяков.

Но, конечно, в конце концов машина невредимой въезжает на его подъездную дорожку. Мы в безопасности.

Свет выключен, Джен, должно быть, уже спит.

Раздевшись в спальне, Калеб предлагает принять ванну. Мы уже принимали душ вместе, неловко меняясь, чтобы встать под струю, но «ванна» звучит старомодно и романтично. Калеб зажигает свечу с ароматом ванили на краю ванны, и мы пробуем заняться сексом. Но вода хлещет через бортики, и я едва не поджигаю волосы о свечу, а дно ванны слишком жесткое для Калеба, когда он встает на колени между моих ног.

– По крайней мере, мы пытались, – смеется Калеб. – Может, будет лучше, если мы останемся в постели.

Помрачнев, встаю и вытираюсь полотенцем.

– Приду через пару минут, – говорит он.

Вернувшись в спальню, я снова остаюсь наедине с его телефоном.

Любой бы сделал это, любой бы посмотрел. На этот раз я решила отправиться дальше в прошлое, до того, как я вошла в жизнь Калеба, но свидетельства этих лет остались только в электронной почте – то ли у него появился новый телефон, то ли, возможно (и с точки зрения сюжета куда драматичнее), после расставания он с остервенением удалил всю их переписку.

Войдя в его аккаунт в «Джимейл», обнаруживаю, что за несколько недель до переезда в Нью-Йорк он отправил Розмари следующее письмо:

Мне не верится, что совсем скоро я смогу говорить что-то вроде «буду через десять минут» или «увидимся завтра», смогу покупать нам билеты на спонтанный концерт вместо авиабилетов, смогу возвращаться домой, к тебе. Мы так этого ждали, у нас получилось. Я так тебя люблю. Увидимся очень, очень скоро на твоей стороне океана. Целую.

Когда Калеб впервые признался Розмари в любви? Я отчаянно хочу знать. Сколько месяцев ему понадобилось, чтобы удостовериться в этом?

Мое дыхание стало громким и рваным, и я не слышу, как в комнату входит мать Калеба.

– Я не знала, что вы дома, – говорит она с порога.

Поворачиваюсь к ней лицом, а в моей руке по-прежнему телефон Калеба. Я ничего не могу поделать. Резкое движение вызовет подозрения, приведет к обвинениям.

– Калеб сделал сегодня очень красивый общий снимок. Я пересылаю его себе, чтобы показать родным. – Надеюсь, мои ладони не дрожат. Свободной рукой показываю на его телефон. – Хотите посмотреть?

Ложь срывается с моих губ до того, как я успеваю как следует ее взвесить. Кивнув, Джен подходит ко мне.

Поскольку селфи было сделано на мой телефон, мне за три секунды нужно выйти из его открытой электронной почты, войти в свой (недавно закрытый) аккаунт «Инстаграм» – через «Гугл», поскольку у Калеба нет приложения, – и увеличить саму фотографию.

Повернув экран к себе, начинаю водить по нему пальцем.

– Так, подождите, вот он, – бормочу я в панике, наконец протягивая телефон ей.

– Да, вы оба прекрасно выглядите, – говорит она и отводит взгляд. Все кончено. – Я ставлю чайник. Хочешь чаю?

Почти задыхаясь от облегчения, я забываю умерить энтузиазм.

– Потрясающая идея!

Она бросает на меня странный взгляд, прежде чем выйти из комнаты.

Кладу его телефон на место. Стоп, говорю я себе. Хватит.

* * *

В городке Калеба празднование Нового года включает в себя костюмированные вечеринки, поход по пабам, а затем, незадолго до полуночи, все высыпают на мощеные улицы в сторону пляжа, чтобы посмотреть, как над морем вспыхивают фейерверки.

В Нью-Йорке этот праздник всегда означает обтягивающие блестящие платья, высокие каблуки, вечеринки по завышенным ценам и еще более завышенные ожидания.

Мы до вечера ходим по магазинам, чтобы в последний момент раздобыть костюмы. Калеб покупает разноцветные горнолыжные штаны и пушистый ярко-зеленый жилет. Я втискиваюсь в кружевное бальное платье, надеваю оперные перчатки, лыжную маску с леопардовым принтом и медленно верчусь перед огромным зеркалом.

– Сексуально. – Калеб дергает меня за локон.

Мимо нас на улице проносятся люди в образе медуз, Дарта Вейдера, ковбоев и ниндзя. Выкладываю видео в «Инстаграм», чтобы люди увидели, насколько кинематографичной стала моя жизнь. Я не могу поделиться своим удивлением с Калебом – для него это традиция, а не что-то необычное. Но мне все еще кажется, что вот-вот объявится съемочная группа с криками «снято».

В 23:50 мы единой массой тел спускаемся на пляж, стараясь не запутаться в торчащих деталях костюмов, и занимаем место на песке. Начинается обратный отсчет. Десять, девять – нас с обеих сторон подталкивают шумные подростки, – шесть, пять, четыре – кто-то кричит «Апокалипсис сегодня!», – два, один – и Калеб