— А в этом есть смысл? Женщина хочет покончить с собой и стреляет себе в плечо?

— Она могла поранить себя случайно.

— Это ее пистолет, и она случайно в себя выстрелила?

— Почему бы и нет?

— За ней тянется целый хвост задержаний, — рассудительно заметил Рэй. — Но нигде не сказано, что она была арестована за незаконное владение огнестрельным оружием.

— Люди меняются.

— Я слышу это постоянно, но доказательств пока не вижу. Ее дважды обвиняли в разбойных нападениях. Впрочем, оба раза обвинения были сняты. И огнестрельным оружием она не пользовалась.

— Она пользовалась ножом.

— Как ты догадался, Берн?

— По твоей паузе. Я заранее чувствую приближение удара. Так она применяла нож?

— Да, проколола пару парней.

— Однако ножа в ее сумочке не обнаружили.

— Нет.

— И рядом с ней тоже.

— Ну, у тебя полно ножей на кухне. Но нет, орудия убийства на месте преступления не обнаружено. Есть предположение, что убийца унес его с собой.

— Это был тот же самый нож?

— Очень хорошо, — одобрительно усмехнулся Рэй. — Из тебя мог бы выйти хороший коп, не стань ты жуликом.

— А с чего ты взял, что нельзя быть тем и другим одновременно? Это тот нож, которым закололи Антею Ландау?

— Если бы у нас был нож, — сказал Рэй, — было бы легче подтвердить или опровергнуть это предположение. Пока они лишь говорят, что такое возможно. А что скажешь ты, Берн? Не представляешь, где можно найти нож? Или кто мог воткнуть его в эту Кассенмайер?

— Нет.

— Берн, тебе что-то про нее известно. Ты говоришь, что никогда ее не видел, говоришь, что ничего про нее не знаешь, но я видел выражение твоего лица, когда произнес это имя. Не похоже, что ты слышал его впервые.

— И все же я никогда его не слышал, — подтвердил я. — Зато я его видел.

— Где видел?

Я прикинул, есть ли смысл скрывать от него правду. Смысл, вероятно, был, но я не сообразил, какой именно.

— Она останавливалась в «Паддингтоне».

— Откуда ты знаешь? Ты был там прошлой ночью, да? — Ответа он ждать не стал. — Мне надо воспользоваться твоим телефоном. — Он протянул к нему руку, и в этот момент телефон зазвонил. Рэй чертыхнулся и сам снял трубку.

— Книжная лавка Берни, — рявкнул он. — Кто это? Кэролайн? Извините, ошибся. Минутку.

Он передал мне трубку. Элис Котрелл произнесла:

— Берни, это ты?

Я сказал:

— Да.

— Кто это у тебя?

— Полицейский, — сказал я.

— Значит, ты не можешь говорить, — продолжила она. — Все в порядке. Я просто хотела сообщить, что все закончилось благополучно. Я получила то, что мы искали.

— Как тебе это удалось?

— Слишком сложно объяснять. Но я уже позвонила Гулли в Орегон, он был вне себя от радости. Я запихала всю пачку в измельчитель, а нарезку сожгла в мусоросжигателе. Сейчас я в аэропорту. Уже объявляют посадку на мой рейс в Шарлоттесвилль.

— Вот как…

— Прощай, Берни.

В трубке послышались короткие гудки. Я передал ее Рэю.

— Твоя очередь, — сказал я.

— Ничего, — констатировал он. — Никакая Кассенмайер в «Паддингтоне» не останавливалась.

Пока он звонил, я занес стол и стал закрывать магазин. Я мог бы подождать, чтобы он мне помог, но ждал бы и по сей день. Копы, как я давно уже заметил, стараются не поднимать тяжести.

— Может, она отчалила, — предположил я.

— Разумеется, отчалила, — ответил он. — Причем навсегда. Что еще скажешь про человека, который получил удар ножом в сердце? Но она не выписывалась из отеля, потому что никогда там и не регистрировалась. С чего ты взял, что она там останавливалась?

— Я был в ее номере.

— Вчера ночью?

— И еще раз перед этим.

— Но с ней ты не встречался?

— Нет.

— Тогда откуда ты знаешь, что это был ее номер?

— В гардеробной стоял ее чемодан.

— И тебе достаточно взглянуть на чемодан, чтобы определить его владельца?

— Вполне, если на нем есть бирка с фамилией и адресом. Но она могла зарегистрироваться под другим именем.

— И оставила собственное имя на багажной бирке? — Он нахмурился. — В сумочке у нее обнаружили три удостоверения личности. На разные фамилии. Я перечислил их все этому типу в отеле.

— О каком типе ты говоришь?

— О ленивой ящерице с крашеными волосами. О Карле Питтсбурге.

— Пилсбери.

— Как угодно. Он сказал, что впервые слышит все три фамилии.

— Значит, она использовала четвертую. И она не могла выписаться из отеля, потому что еще в четыре утра номер был занят. Возможно, тогда она находилась у меня дома, но планировала вернуться в «Паддингтон». В гардеробной еще стоял ее чемодан, а в платяном шкафу были ее вещи.

— Пожалуй, мне стоит поехать посмотреть, — сказал Рэй. — Ты, случайно, не запомнил номер комнаты?

Я снял трубку и позвонил. Никто не ответил, и не могу сказать, что это меня удивило.

— Разумеется, я помню номер, — сказал я Рэю. — Поторгуемся?

Вечером я добрался до «Бам Рэп» часам к девяти. В общем-то я не ожидал никого там застать — конечно, за исключением тех, кого только там и можно застать, причем всегда. Но там был Генри, на макушке его яйцевидной головы красовался рыжевато-коричневый берет, а пальцы, как обычно, теребили серебристую бородку. Перед ним стоял бокал, а лицо выражало идеальный покой, из чего следовало, что бокал далеко не первый.

— Здесь была ваша подруга, — сказал он. — Кэролайн. Очаровательная женщина.

— Она пила кампари?

— Это был кампари? Она говорила о «лаворисе». Его она заказала себе, а для вас — двойной скотч.

— И она выпила мой скотч, а «лаворис» оставила.

— Она это уже проделывала? Потом снова заказала скотч, уточнив, что это тоже для вас, а когда пришла официантка, попросила забрать «лаворис». «Сегодня вечером я ничего не пью, — сказала она. — Даже жидкость для полоскания рта». Она и мне заказала скотч и добавила, что, если я выпью лишнего, мне следует заказать что-нибудь из узбекского ресторана. Что такого в этом узбекском ресторане?

— Узбекская еда, — сказал я.

— Мне показалось, она очень высокого о ней мнения. Допив свой второй бокал — точнее, ваш второй бокал, — она положила на столик деньги и ушла. Сказала, что у нее назначена встреча. Вот и официантка. Что вы будете пить?