А на экране между тем штурмуют Бастилию. В первых рядах идут женщины в элегантных трико с копьями наперевес, среди которых сразу можно заметить девушку из дворца. На щеке ее шрам, но тоже весьма элегантный. Командует же штурмом сам Жан-Поль Марат, стоя на пушечном броневике. К нему подводят связанных швейцарских гвардейцев и повергают ниц.

Толпа врывается в казематы, впереди всех — женщины воительницы. Двери настежь! Среди еле живых от голода узников знакомый парень в красных шортах, заметно похудевший, но чисто выбритый.

— О, брат! Я знала, знала!

— О, сестра, моя!..

Бипланы с трехцветной розеткой на фюзеляже парят над революционным Парижем…

— Демуазель де Керси?

Как подошли, не заметила, вспоминала имена братьев Райт. Но если бы и заметила, все равно не убежать. Слева один, другой справа.

— Вам следует пройти с нами, демуазель.

Успела схватить за руку попытавшегося вскочить Понса. Еще не хватало! Улыбнулась парню:

— Сиди! Расскажешь, чем закончилось.

Выходя из зала, взглянула на экран. Из кустов медленно выкатывался многобашенный танк с королевской лилией на броне.

* * *

— Отмолчаться вам не удастся, демуазель де Керси, — бажюль укоризненно покачал головой. — Власть готова проявить терпимость и понимание к заблудшим, но безжалостна к явным врагам. От вас же, демуазель, требуется немногое, всего лишь ответы на вопросы…

Соль отвернулась. Епископа не привели, хоть это хорошо. А в остальном скверно, снова бумага о привлечении к следствию, к ней прилагается длинный список вопросов. Про защитника и речи нет, словно и вправду в инквизицию попала.

Бажюль между тем извлек из ящика стола смутно знакомую папку. Кажется, она держала ее в руках, и не просто держала…

— Это ваш отчет, демуазель де Керси. Вы составили его, находясь на объекте «Focus», известном также как Транспорт-4. Ваш почерк, ваша подпись, подробности вашей биографии, включая бегство из Парижа. Подтверждаете?

Чуть не ответила «Да!» Для того и писала, вспоминая все, что случилось в те страшные недели. Но если подтвердить, а потом и подписать, ей предложат ответить на следующий вопрос, такой же невинный…

Промолчать? Нет, лучше прямо.

— Non comments.

На латыни прозвучало даже лучше, чем на английском. Бажюль кивнув, словно иного не ожидая, вновь открыл ящик стола. И тут послышался звонок. Соль не хотела, а удивилась: телефона на столе нет. Но тут же поняла — бажюль поднес к уху маленькую вещицу, похожую на крышку от мыльницы.

— Какво? А сигурността? Не, това е невъзможно!

«Невозможно» поняла, все прочее нет, но времени на размышления не дали. Бажюль, подумав, немного, спрятал мыльницу и резко встал.

— Пойдемте, демуазель. Настоятельно рекомендую сохранять спокойствие.

Дева Соланж невозмутимо кивнула. Она-то спокойна.

* * *

В коридоре, прямо напротив двери — толпа, пусть и невеликая. Синие и черные комбинезоны, в руках что-то похожее на фонарики, а над головами…

Соль изумленно моргнула. Это же ее портрет, цветной и даже объемный! Прямо в воздухе, то есть не прямо… А-а, вот зачем фонарики!

— Довеждане на другаря Керси!

Громко! Бажюль и те двое, что ее в коридор вывели, даже попятились. Впрочем, носитель мантии сдаваться не спешил. Шагнул вперед, руку поднял.

— Господа! Уведомявам ви, то грубо нарушавате установен парадок, като се намесвате в следствени действия…

— Долу беззаконието! Долу!

Вперед выступили двое, причем оба знакомые — Оливье Пуату, не любящий приставку «де» и чернявый Дуодецим.

Врозь идти, вместе бить!

Сквайр Понс тоже нашелся — в первом ряду прямо под ее портретом. Кажется, чем кончился фильм, ей так и не узнать.

— Монсеньор бажюль! Нам стало известно, что вами проводится допрос несовершеннолетней в отсутствие защитника, старшего родственника и психолога, что является грубейшим нарушением законодательства и Декларации прав клементийца.

Соль облегченно вздохнула — товарищ Пуату говорил на языке Цицерона.

— Это отнюдь не допрос, мессир Пуату, а предварительное собеседование, что и указано в протоколе.

Тоже на латыни. Нет бы сразу!

— Демуазель де Керси протокол подписала? О факте произвола мы уже сообщили по информационной сети.

Дуодецим! А красивый парень, Клаус рядом с ним, считай, и не стоял.

Бажюль явно скис, кажется, и в самом деле нагрешил. Когда Соль отошла от конвоиров к собственному портрету, даже не пытался протестовать. Отвернулся, шагнул в двери.

— Равенство и братство! — ударило ему в спину. Соль же подумала о том, что Марат на броневике — пустяки, главное, что они не боятся.

Ничего удивительного. Потомки катаров!

* * *

— Сразу побежал к Дуодециму, у него и других наших застал. Мы пошли в переговорную, включили информационную сеть, к счастью, у кого-то был сегодняшний пароль. Повезло… Да что об этом, Соль! Главное, вас освободили. Им еще от начальства влетит, у нас детей обижать — последнее дело. То есть, вы, Соль, конечно, не дети, в смысле, не ребенок…

Соланж, рыцарственная дама, достала из карманчика комбинезона платок, очень маленький, зато совершенно новый и чистый.

— Это вам, сквайр, за храбрость вашу и верность, носите с честью.

И поцеловала парня в щеку.

Понаблюдать за взлетом крылатой машины собрались все обитателя Этлана. Не только они, за воротами столпились в немалом числе и жители близкого Клошмерля. Неудивительно, именно через город проехал бензовоз, наконец-то добравшийся до цели. Биплан не подвел, бодро пробежавшись по слегка подсохшей грязи, оторвался от нее за полсотни метров от противоположной стены.

Анри Леконт, проводив взглядом, уходящий в небо самолет, повернулся к помощнице.

— Что еще у нас нового?

Та, заглянув в блокнот, перелистала пару страниц.

— Мсье комендант и офицер, что приехал утром, после обеда побывали в Клошмерле. Вернулись явно не в духе, спорили. Офицера зовут Эмиль Ромм, он лейтенант, военный дознаватель.

Бывший учитель кивнул. Наверняка искали сгинувшего без вести Арно Робера. С каким результатом, тоже ясно.

— Эмиль Ромм вытребовал себе кабинет и там заперся, пообещав вызывать всех по очереди. Наш комендант, воспользовавшись тем, что дождя пока нет, выгнал личный состав на строевую подготовку…

Дальше можно не слушать. Этлан продолжал жить своей странной жизнью, мало зависящей как от его усилий, так и от всех иных. Анри Леконт прикинул, что ему, шефу объекта, неплохо бы завести собственный блокнот хотя бы ради солидности. Но — лень. В конце концов, для чего нужна помощница?