Анри Леконт лишь подивился извивам людской мудрости.

* * *

— Если хотите, мсье Леконт, мы просто выпьем кофе, — предложила Мари-Жаклин, расставляя по столу чашки. — Вы, вижу не в настроении, к тому же до вечера еще далеко, вас наверняка куда-нибудь дернут. Кстати, этот дознаватель и меня хотел допросить, но я вручила ему визитную карточку папиного адвоката. Редкий нахал! Впрочем, для мужчин это скорее достоинство.

Кофейник принесли из замковой кухни, кофе успел слегка остыть и сварен был без особого изыска, однако бывший учитель отнесся к этому спокойно. Маленькая чашечка горького напитка всего лишь повод, в некотором роде символ или даже ритуал.

— У капитана Пастера есть рация, — заметил он, отхлебнув глоток. — И он, похоже, никому не подчинен — кроме майора Грандидье.

Жаклин подалась вперед, поджала губы.

— То есть… Мы ему совершенно не нужны, только как…

— Прикрытие. В замке все время что-то происходит, шум, беспорядок, приезд с отъездом. А настоящая секретный объект — Речная Анна. Есть ли это так, все логично. На вершине башни что-то монтируют, самолетом прислали специалиста, рация опять же. А ночью с верхней площадки что-то светит, причем не прожектор и не фонарь.

— Значит, этот легионер и есть самый главный?

Сказано было так, что бывший учитель лишь головой покачал.

— Готовитесь идти на штурм, Жаклин? Манит запах успеха?

— Да! А еще власти! — девушка вскочила, чуть не опрокинув стул. — И тайны, настоящей тайны! Можете обижаться сколько угодно, мсье Леконт, но с таким, каким я вас увидела там, на Монмартре, можно переспать лишь из чистого любопытства и то один раз. Ой…

Анри Леконт поставил пустую чашку на блюдце. Воробушек оказался клювастый, но насчет змеи, пожалуй, перебор. Женщины, что с них взять?

— Да! — воскликнула Мари-Жаклин. — Мое самое любимое у Бодлера!

Бывший учитель усмехнулся.

— Это еще не про вас, мадам, хотя задатки имеются. Открою военную тайну. Капитан Паскаль — не главный, скоро должен приехать настоящий руководитель, именно для него ремонтируют квартиру на втором этаже музейного корпуса. Приберегите силы!

Накинул пальто, взял в руки шляпу, оглянулся. Как там дальше у старика Бодлера?

Нет, не тот калибр. Расти еще и расти!..

* * *

К вечерней поверке дознаватель так и не вернулся, зато из Клошмерля прибежал мальчишка с листком бумаги. Телефонограмма! Лейтенант Ромм звонил из Парижа, сообщая, что прибудет ночью, а посему следует известить караульных.

Комендант Гарнье, прочитав, негромко выругался.

Когда совсем стемнело, Анри Леконт сменил пальто на плащ-палатку и шагнул за порог. Комната Мари-Жаклин неподалеку, несколько шагов по галерее. «Зазывные глаза горят, как бар ночной…» Нет, не туда.

Сапоги шлепали по мокрому плацу, гремел оркестр, осеннее солнце отражалась в меди труб. Ровные «коробки» одна за другой проходили мимо стоявшего на невысокой деревянной трибуне рейхсфюрера. Рядом никого, Гиммлер принимал парад в одиночестве.

Дождь перестал как раз перед самым началом, и доктор Иоганн Фест решил присоединиться к небольшой толпе зрителей, в основном штатских, если не считать нескольких шуцманов. Делать больше нечего, за территорию без пропуска не выпускают, ни кафе, ни ресторана, смотреть же совершенно не на что. Такие же казармы, как и недавно виденные, только вокруг не забор, а крепостная стена. В целом же и труба пониже, и дым пожиже.

В канцелярии молоденький юнкер все не мог поверить, что герр Фест именно унтер-офицер, а не какой-то там «фюрер». В Бад-Тёльце чужих не привечали, тоже своего рода цитадель, самое первое училище СС. Мемориальную доску, и ту успели возле ворот повесить.

Зарегистрировали, выдали ордер на поселение и пропуск, но только внутренний. Жить предстояло в обычной казарме, даже не офицерской, но доктор Фест не сетовал. И это не впервой. К месту определяться не спешил, успеет. Можно пока и на «коробки» поглядеть. Раз-два! Раз-два!..

До конца полюбоваться не дали. Подошли двое в шинелях, приложили ладони к козырьку.

— Доктор Иоганн Фест?

* * *

В кабинете ничего кроме стола и двух стульев. И на столе ничего, только знакомые папки, копия тетради профессора Фридриха Рауха. Надо же, уцелели!..

— Садитесь, — Отто Олендорф кивнул на стул. — Условия спартанские, но не будем привередничать. Обживемся! Здесь, в Бад-Тёльце, настоящая крепость СС. В Берлине набежало много случайных людей, надеялись выслужиться, думали, предстоит легкая прогулка.

Бригадефюрер явно повторял чужие слова, сам в них не очень веря. Своих, кажется, не нашлось.

— Сейчас сюда съезжаются лучшие, ветераны движения. Об опасности мы тоже не забываем, скоро прибудет зенитный дивизион.

Доктор Фест улыбнулся.

— Так и быть, остаюсь. Но мне требуется диетическое питание…

— В карцере будет, если меня разозлите. Не то сейчас настроение, доктор. Пригласил я вас сюда не для того, чтобы агитировать за высокие идеалы национал-социализма… Не ухмыляйтесь, иногда ваш цинизм отвратителен! Мне поручено задать вопрос и выслушать ответ.

Бывший унтер-офицер, поудобнее устроившись на стуле, кивнул.

— В вашем полном распоряжении.

Олендорф прошелся по кабинету, словно не решаясь заговорить, наконец, резко повернулся.

— В каком случае и как именно можно расторгнуть договор с… с тем, кого вы недавно вызывали.

Доктор Фест изумленно моргнул. Неужели не послышалось? Ладно… То Дьявола им подавай, то договор аннулируй.

— Доктор Олендорф! Напомню вам, как юристу, что Господь сотворил любовь, Дьявол же юриспруденцию…

Бригадефюрер поморщился.

— …И весьма в юриспруденции преуспел. Если верить источникам, чаще всего именно Враг рода человеческого обманывает контрагента, причем даже не ради собственной пользы, а исключительно из-за злобного характера…

— Пример? — Олендорф шевельнул губами.

— Сколько угодно! Некий композитор (рассказывали о Паганини) продает душу в обмен на то, что будет пленять людские сердца музыкой. «Но только музыкой!» — уточняет Дьявол после подписания и музыканта уродует. Или как у поляка Мицкевича: в договоре сказано, что действие его завершится в Риме, клиент туда, понятно, не спешит, но Дьявол заманивает его в таверну под таким же названием. Недаром во все времена юристов не любили!