Бригадефюрер задумался.

— Если спрятаться? В храме, к примеру?

Доктор Фест охотно кивнул.

— В фольклоре встречается сплошь и рядом. Извлекут! Бригадефюрер! Боюсь даже предположить… Уж не вы ли сами договор подписали? Кровью? Йодом палец смазать, надеюсь, не забыли?

— Вопросы здесь задаю я, доктор Фест!

Бывший унтер-офицер с трудом сдержал смех. Не стоит, еще и вправду в карцер отправят.

— Попытаюсь вас успокоить. С точки зрения наших предков выход все-таки есть. Молите Святую Деву Марию, только она способна отобрать договор у Врага. Во всяком случае, в византийской легенде о Теофиле так и вышло. Теофил, правда, помер на следующий день, но уже во спасении…

И не удержался, больно уж к месту.

— У вас, кстати, отношения с Церковью нормальные, а то в СС все больше язычеством балуются. Брандта спросите, у них в Аненербе чуть ли не камлания устраивают.

Олендорф сдержался, хоть стоило это немалых трудов.

— Доктор Фест, доктор Фест! Не цените вы хорошее отношение!.. А если заместить? Вместо одной души — другая, или даже несколько… Много, очень много!

Бывший унтер-офицер вспомнил пламя над казармами Лейбштандарта. Тогда еще он подумал о жертвоприношении…

— Попробуйте! Сожрет — и еще попросит. Но даже если договор вернут… За сам факт его подписания виновника будут судить по всей строгости. У Данте этим занимался лично Минос. Ад, доктор Олендорф, Ад!

Бригадефюрер покачал головой:

— И от кого я это слышу? Вы кровью расписывались, не я.

— Вы в это верите, — рассудил доктор Фест. — А я, признаться, не очень. Но если правда, то в Ад я отправляюсь в очень хорошей компании.

* * *

Гуси, дружившие с непоседой Нильсом, слетелись из разных стай. Далеко не все корреспонденты были противниками нацизма, в Рейхе таких оставалось не слишком много. Однако и коричневая стая не едина, партайгеноссе охотно присылали информацию о своих конкурентах. Ненависть порой творит чудеса, враги излишне усилившегося за последние годы рейхсфюрера СС иногда докапывались до глубин недоступных никакой вражеской разведке.

Еще весной неведомый доброжелатель из высшего аппарата НСДАП, где к СС относились с немалой опаской, прислал сведения о создании в ближайшие месяцы нового бюрократического монстра — Главного управления имперской безопасности, куда намеревались включить буквально все, от разведки до дорожной полиции. Проект давний, его продвигал еще ныне покойный Гейдрих, но теперь решение, наконец, одобрил фюрер. Проблема в том, кому будет подчинен этот монстр. Гиммлер твердо уверен, что ему и только ему, партиец же сомневался. Фюрер любит и умеет взвешивать и делить.

По странному стечению обстоятельств решение о создании РСХА совпало с намечающимися переменами в Остмарке. Несмотря на то, что аннексированная Австрия потеряла даже имя, ее руководители чувствовали себя, по меньшей мере удельными герцогами. Чаще всего называли две фамилии — Зейсс-Инкварт и Кальтенбруннер, самые авторитетные местные нацисты. Два дела как-то связаны, но даже зоркий гусь из своего поднебесья не смог разглядеть детали. Он однако был уверен, что Гитлер не пойдет на превращение СС в фикцию, которой стали когда-то всесильные штурмовики. Иного противовеса монархистам из Вермахта у фюрера просто нет.

Иногда Нильсу начинало казаться, что дело, за которое он взялся, куда больше его самого. Оставалось надеяться на соратников из Германского сопротивления. Они разберутся, найдут путь в лабиринте. Иначе вместе с Гитлером погибнет и Германия.

— Сделаю, что смогу, — сказал на прощание Мельник. — Хотя, честно говоря, порою бывает страшно.

* * *

Казарма оказалась самой обычной, с двухъярусными железными кроватями, тумбочками и крашенными в серый цвет вещевыми шкафами. Свободные места еще оставались, и бывший унтер-офицер забросил пальто на верхний ярус. К небу ближе и воздуха больше. Народ же подобрался разный, чуть ли не половина — берлинские шуцманы, поднятые по тревоге в ночь атаки на казармы Лейбштандарта и зачисленные в кортеж рейхсфюрера. Служивые пребывали в немалой растерянности, тем более всякие контакты с внешним миром строжайше запрещались. Немало оказалось и самых обычных чиновников из столичных структур СС, которые уже успели трижды пожалеть, что ввязались в эту историю. Ветеран Фест констатировал: нет, не вояки! Наверняка рейхсфюрер прибыл сюда, в Бад-Тёльце, чтобы набрать себе новую гвардию. Пока же уцелевшие глушили страх, разливая в кружки неведомо где купленный шнапс. Пили, не таясь. В заглянувшего на шум дневального запустили сапогом, юнкер понял и больше не появлялся.

Ближе к вечеру за окнами загрохотало. Наиболее любопытные, выглянув во двор, доложили о прибытии подкрепления. Зенитки, знаменитые «восемь-восемь»! Доктор Фест невольно задумался. Зенитная артиллерия — это ПВО, ведомство Геринга. Откуда? В национал-социалистическую солидарность «фюреров» не очень верилось.

Два орудия принялись устанавливать прямо во дворе, остальные увезли за стены. Бывший унтер-офицер понимал, что польза от них лишь в том, что местные юнкера, не видевшие того, что случилось в Берлине, станут чувствовать себя уверенней. С тем же успехом во дворе можно поставить деревянные макеты.

Доктор Иоганн Фест, шнапсом не соблазнившись, выбрался в коридор, надеясь отыскать радиоприемник или хотя бы свежую газету. Дежурный при входе разочаровал: нет и не будет. Газет не завезли, все радиоприемники сданы на склад по личному приказу начальника училища. Но войны вроде бы нет, во всяком случае, так сообщили с узла связи.

* * *

Ночью не спалось. Доктор Фест, утомившись считать барашков, привстал на локте, прикидывая, не стоит ли выйти в курилку, благо сигаретами удалось разжиться. В казарме горела единственная лампа и та под самым потолком, отчего тень, падавшая на матрац, казалась особенно густой и тяжелой.

— Ничего, — подбодрил себя бывший унтер. — И не такое переживали!

Тень еле слышно вздохнула:

— Переживали да не пережили.

Звезды всюду, над головой, вокруг, даже под ногами, огромные, тяжелые, острые. Страшно? Нет, скорее, неуютно. Летней ночью в горах, когда смотришь на Млечный путь, совсем иное дело, звезды кажутся теплыми и добрыми. Здесь же, в черной пустоте, яркий звездный огонь отдавал ледяной изморозью. Космос совсем рядом, за прозрачной сферой.

Соль почувствовала, как по коже ползут непрошеные мурашки. А вдруг метеорит? Нет, метеорит это если на Земле, но все равно, обломок, камешек, да хоть дробинка…

— Красиво, правда? — негромко проговорил Понс, сидевший рядом, щека к щеке. — Если бы не работа, тут и жил, никакого телескрина не надо.