Он вышел со мной на свежий воздух, тихо и тепло, ни малейшего ветерка, глубоко вдохнул всей грудью.

– Хорошо как…

Часы на руке дернулись, я сказал «Извините», вытащил мобильник и поднес к уху, сделав звук минимальным.

– Да?

– Выхожу через десять минут, – сообщила Барбара. – Дверь слева от той, которую ты знаешь.

Я ответил весело:

– Найду. Что купить: цветы, шампанское или шоколадку?

Она буркнула что-то нечленораздельное, связь оборвалась. Дуайт спросил с интересом:

– Женщина? Изабель говорит, что вы Пайпер заинтересовались?

– Да, – согласился я. – Даже очень. Но на этот раз у меня чисто деловая встреча.

Он спросил с пониманием:

– Ну да, а как же… А после этой деловой встречи прямо из постели в аэропорт?

– Верно, – ответил я. – Попью кофе, как раз все успею.

Он поинтересовался понимающе:

– Кого-то из наших подцепили? Не отходя от рабочего стола?

– У нас говорят, – пояснил я, – не снимая лыж. Но разве не работа, как говорил и даже говаривал Наполеон, должна быть на первом месте?

Он кивнул.

– Да, мы такие… Но я любопытный, вот постою и увижу, кого это вы из наших секретарш завербовали.

Я ответил мирно:

– А чего мне ваших жалеть? Арестовывайте, ломайте им кости в Гуантанамо. Вот сейчас выйдет, сразу хватайтесь за пистолет…

– Безжалостные вы люди, – сказал он.

– Ладно, – сказал я, – сжалюсь, как профессионал, хоть и не профессионал, над профессионалом. – Барбара заканчивает минут через десять. Думаю, пообщаемся малость, а потом от нее сразу на самолет.

– Барбара? – переспросил он озадаченно. – А это кто…

– Вспоминайте, – посоветовал я.

– Барбара, – пробормотал он, – Барбара… Барбара?.. Никого не знаю с таким именем. Есть только одна Барбара, Барбара Баллантэйн…

– Наконец-то, – сказал я с сочувствием. – А вы тугодум, оказывается. Не пробовали философией заниматься?..

Он улыбнулся.

– Да, конечно, Барбара Баллантэйн!.. Генерал Баллантэйн… простите, сразу не понял… Вы серьезно? Или это у вас такой особый русский юмор?

– Какой юмор? – спросил я изумленно. – Женщина вполне… И все у нее на месте. Даже в тройном размере. Есть за что взяться.

Он улыбнулся, все еще не веря.

– Ну да, вы же русский, у вас даже с медведями…

– Ничего подобного, – возразил я с достоинством. – Никакими извращениями не страдаю! Не с медведями, а с медведицами.

Он вскинул брови.

– Гм… достаточно емкое определение. Мы все наслышаны о русских, так что генерал Баллантэйн вполне, вполне… Как там у вас о таких говорится с похвалой: коня на скаку остановит, хобот слону оторвет… М-да, настоящая женщина!.. В русском стиле.

– Вполне, – согласился я. – Есть, оказывается, и в Америке женщины!.. А то я думал, одни золотоискательницы и кандидатши в президенты, у вас же страна мечты, где каждая кухарка уже научилась, как велел Ленин, управлять государством… Вы мой номер еще не потеряли? Впрочем, я с вами сам скорее всего свяжусь раньше. Мир ускорился, дорогой Дуайт.

– Заметил, – ответил он, – и как-то все слишком быстро поменялось.

– То ли еще будет, – пообещал я. – Раньше большая рыба съедала мелкую, а теперь быстрая рыба съедает медленную. Вне зависимости от ее размеров.

Он посмотрел на меня несколько ошалело.

– Если это применимо к странам…

Я отмахнулся.

– Страны все больше теряют свое значение. Мир глобализуется. Семь процентов населения в каждой стране уже глобализовано. Как только доберем еще три, считайте мир единым.

Он переспросил со скептицизмом:

– Но семь и три будет всего десять процентов? Или в России считают как-то иначе?

– Считаем иначе, – подтвердил я. – Остальные девяносто всегда и везде шли за этими десятью. Толпа, или давайте ее корректно называть нормальными людьми, не пойдет за двумя-тремя с их необычными идеями, но когда тех станет десять, попрут всем стадом, всем электоратом. Еще и уверять будут, что давно бы ломанулись, но башмаки долго искали.

На выходе из соседнего подъезда показалась Барбара, увидела меня с Дуайтом, указала в сторону своего автомобиля.

Дуайт вздрогнул, а я протянул ему руку.

– Дуайт, прощаемся еще раз!.. Надеюсь, увидимся до наступления сингулярности.

Он ответил на рукопожатие совсем обалдело. Явно до этого мгновения полагал, что шучу, у русских даже юмор какой-то совершенно русский, а оказывается, это, как и с минами, совсем не тот юмор, над которым обхохочешься.

Я быстро направился к Барбаре, она распахнула мне дверцу, я сел рядом и послушно потащил на себя ремень, в Америке никто не сдвинется с места, если не пристегнуться еще до начала движения, а сам автомобиль начинает скандалить, орать и в конце концов вырубает двигатель.

Странно, конечно, что я решил провести последнюю ночь в Штатах не в постели с нежной и предельно ласковой Пайпер, и не с той юной веселой студенткой, что подрабатывает официанткой, а с генералом Барбарой, очень уж мало похожей на женщину, но, с другой стороны, разве не все женщины одинаковы, если смотреть, как гласит народная мудрость, в корень?

К тому же с Пайпер и официанткой – это всего лишь секс, такой пустяк по нынешним временам, а с Барбарой – серьезное общение на важнейшие темы, это главное, а попутно и секс, однако даже он в какой-то мере даже более запоминающийся, чем с Пайпер или официанткой.

Барбара вырулила на магистраль, покосилась в мою сторону.

– Дуайт дружелюбен?

– В достаточной степени, – ответил я. – Думаю, поладим. Со Штатами у нас и во времена Гитлера были нелады, но воевали же вместе против угрозы фашизма!

Она ответила медленно:

– И это все… что ты хотел сказать?

Я переспросил:

– В моих словах есть какой-то тайный смысл?

– Я политик, – напомнила она. – А политика – управление возможностями. То, что ты сообщил, уже как-то изменит… многое. В том числе и наши взаимоотношения между странами.

Я пробормотал:

– Не может быть, чтобы ваше правительство не знало о минных закладках.

– Должно бы знать, – ответила она задумчиво, – но политика… это управление. Прежде всего населением. Давать ему возможности хорошо работать, жить счастливо и обогащать казну. Узнай население о минных закладках, упадет не только рейтинг президента, это ерунда, не один президент, так другой, но упадет и ВВП, а это серьезнее. Возможно, начнется отток богатых людей в более благополучные, а главное, безопасные страны, что совсем уж чревато.