litbaza книги онлайнРазная литератураБрежневская партия. Советская держава в 1964-1985 годах - Евгений Юрьевич Спицын

Шрифт:

-
+

Интервал:

-
+

Закладка:

Сделать
1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 227
Перейти на страницу:
этих переговоров Л. И. Брежнев совершенно неожиданно для всех присутствующих «потерял нить разговора», у него стал заплетаться язык, а затем и вовсе он потерял сознание и завалился головой на стол. Генсека срочно перенесли в комнату отдыха, и его лечащий врач Н. Г. Родионов вызвал в Кремль академиков-кардиологов П. Е. Лукомского и Е. И. Чазова и профессора-невропатолога Р. А. Ткачева, который диагностировал у него «извращенную реакцию усталого человека со слабой нервной системой на прием снотворных средств». На сей раз все обошлось, Л. И. Брежнев поспал три часа и как ни в чем не бывало вернулся за переговорный стол.

Надо сказать, что в исторической и мемуарной литературе и публицистике давно гуляют байки о том, что именно тогда у Л. И. Брежнева случился то ли первый инфаркт, то ли первый инсульт. Однако академик Е. И. Чазов, который почти все годы брежневского правления был руководителем IV Главного Управления Минздрава СССР, имевший самую достоверную информацию о состоянии здоровья буквально всех членов высшего руководства страны, всячески уверяет, что генсек «один лишь раз, будучи Первым секретарем ЦК Компартии Молдавии, перенес инфаркт миокарда», и только «в 1957 году были небольшие изменения в сердце, но они носили лишь очаговый характер». И с тех самых пор «у него не было ни инфарктов, ни инсультов»[383]. Но, как утверждает тот же Е. И. Чазов, «начиная с весны 1973 года у Брежнева изредка, видимо, в связи с переутомлением, начали появляться периоды слабости функции центральной нервной системы, сопровождающиеся бессонницей». Он пытался избавиться от этой напасти приемом седативных и снотворных средств, и, пока он принимал их под контролем врачей, ему удавалось быстро восстанавливать свою активность и работоспособность. Однако, как только в ближнем круге генсека появилась очередная «кремлевская» медсестра Нина Александровна Коровякова, к которой он сразу стал питать особую мужскую симпатию, быстро переросшую в привязанность, ситуация резко изменилась.

Как уверяют заместитель начальника личной охраны генсека Владимир Тимофеевич Медведев и личный брежневский врач Михаил Титыч Косарев, «распустил эту медсестру» прежний эскулап генсека Николай Георгиевич Родионов, который сам был уже в возрасте, часто болел и вскоре умер от рака легких[384]. Именно она, а также ряд членов высшего руководства, в частности А. А. Громыко и К. У. Черненко, по просьбе самого Л. И. Брежнева стали пичкать его разными таблетками (ноксироном, ативаном, спеданом), которые только усугубляли его состояние. Правда, надо сказать, что брежневский внук Андрей Юрьевич Брежнев, напротив, утверждал, что Н. А. Коровякова, которую он лично знал, не пристращала «деда к наркотикам», а лишь выполняла прямые указания личного врача и академика Е. И. Чазова. Более того, он предположил, что на нее сознательно «свалили вину за ошибки или за тайный умысел высокопоставленных кремлевских медиков»[385]. Об этом же в своей книге написал и В. Т. Медведев, заявивший, что обвинять во всем медсестру «не по-мужски» и «непрофессионально».

Между тем, как повествует сам Е. И. Чазов, тогда же, в августе 1973 года, в рабочем кабинете Ю. В. Андропова на Лубянке состоялась их традиционная встреча, во время которой глава КГБ убедил главного кремлевского эскулапа «поговорить с Леонидом Ильичом» и поставить под более жесткий контроль прием всех лекарственных препаратов, чтобы его болезнь не стала достоянием всех остальных членов Политбюро ЦК. А далее он поведал и главный мотив подобной «заботы» о здоровье генсека. Суть его умозаключений состояла в том, что любая информация о состоянии здоровья генсека «может вновь активизировать борьбу за власть в Политбюро»[386]. Как предположил сам Ю. В. Андропов, «Суслов вряд ли будет ввязываться в эту борьбу за власть», поскольку «он уже стар и его устраивает Брежнев», который почитает его за «непререкаемый авторитет» в области идеологии. Что касается А. Н. Косыгина, то генсек «его очень боится», но «он не борец за власть». А вот Н. В. Подгорный — «ограниченная личность с большими политическими амбициями» — как раз является основной фигурой, способной начать борьбу за власть, тем более что он «пользуется поддержкой определенной части партийных руководителей, таких же по характеру и стилю, как он сам». Кроме того, Ю. В. Андропов не исключил, что в эту борьбу может «включиться» и А. П. Кириленко. Поэтому «нам надо активизировать борьбу за Брежнева», чтобы не впасть в анархию, которая «приведет к развалу и хозяйства, и системы».

Если такой разговор действительно имел место, то совершенно очевидно, что, во-первых, Ю. В. Андропов явно лукавил, поскольку «переводил стрелки» на Н. В. Подгорного, который был всего на три месяца моложе М. А. Суслова и почти 8 лет не работал в центральном партаппарате; а во-вторых, став наконец-то полноправным членом Политбюро, он убедился, что именно теперь у него появился реальный шанс побороться за высшую власть, но не сейчас, а позже, когда он уберет со своего пути всех реальных конкурентов. Кстати, именно об этом раньше всех написали небезызвестные беглые советологи Е. К. Клепикова и В. И. Соловьев, чей фолиант «Заговорщики в Кремле» был опубликован в нашей стране еще в период горбачевской перестройки[387]. Но об этом речь пойдет чуть дальше.

Вскоре после этого разговора Е. И. Чазов по рекомендации председателя КГБ договорился с главой личной охраны генсека генерал-майором Александром Яковлевичем Рябенко о приватной встрече с Л. И. Брежневым, в ходе которой они оговорили режим его работы и лечения под контролем личного врача. При этом генсек категорически отверг все подозрения по поводу Н. В. Подгорного и А. Н. Косыгина, заявив, что он уверен «в добром отношении» к нему главы советского государства, поскольку он «мой друг» и «мы с ним откровенны», а что касается главы советского правительства, то «хотя он себе и на уме, но поддержкой в Политбюро не пользуется»[388].

По уверению Е. И. Чазова, это была их «последняя обстоятельная и разумная беседа, в которой Брежнев мог критически оценивать и свое состояние, и ситуацию», и почти целый год после этого разговора «он старался держаться и чувствовал себя удовлетворительно». Судя по брежневскому дневнику, всю осень и зиму 1973 года он активно работал, принимал не только членов Политбюро и секретарей ЦК, но также контактировал с первыми секретарями обкомов и крайкомов партии, в частности М. С. Горбачевым, И. А. Бондаренко, С. Ф. Медуновым, А. В. Георгиевым и А. И. Шибаевым, решал международные дела с А. А. Громыко и Н. С. Патоличевым, рассматривал вместе с начальником Генштаба В. Г. Куликовым вопросы военных поставок в Индию и Афганистан, наконец, принимал и вел переговоры с лидером Венгрии Яношем Кадаром, министром финансов США Джорджем Шульцом и новым госсекретарем США Генри Киссинджером[389].

В первой половине 1974 года он сумел достойно провести заседание Политического консультативного совета стран-участниц ОВД, избирательную кампанию в Верховный Совет СССР и встречу с президентом США Ричардом Никсоном во время его визита в Москву. Но уже в середине июля 1974 года, буквально накануне его визита в Польшу, у генсека произошел очередной «срыв», который

1 ... 46 47 48 49 50 51 52 53 54 ... 227
Перейти на страницу:

Комментарии
Минимальная длина комментария - 20 знаков. Уважайте себя и других!
Комментариев еще нет. Хотите быть первым?