привел его в «астеническое состояние». В таком состоянии он пребывал и в самой Польше, о чем позднее в своих мемуарах поведал тогдашний Первый секретарь ЦК ПОРП Эдвард Герек[390]. Правда, после возвращения из Польши, в самом конце июля 1974 года, Л. И. Брежнев все же смог прийти в себя и даже провести очередной Пленум ЦК, который был целиком посвящен вопросам проведения первой сессии Верховного Совета СССР IX созыва и формирования обновленных составов Президиума Верховного Совета СССР, его постоянных комиссий и Совета Министров СССР[391]. Однако уже в августе 1974 года происходит резкий спад активности генсека, о чем не менее зримо говорят его личные дневниковые записи, которые обрываются серединой октября этого года и возобновляются только в июне 1975 года, и при этом носят совершенно отрывочный и куцый характер[392].

Очередной и самый сильный «срыв» произошел у Л. И. Брежнева сразу же после окончания знаменитой Владивостокской встречи с новым президентом США Джеральдом Фордом, которая состоялась в конце ноября 1974 года. Во время следования правительственного поезда из Владивостока в Улан-Батор, куда генсек направился с официальным визитом в гости к лидеру Монголии Юмжагийну Цэдэнбалу, он вновь впал в «астеническое состояние». Целый ряд мемуаристов и историков, в частности Г. А. Арбатов[393], утверждают, что это был первый инсульт, который положил конец его активной политической работе, но это совершенно не так. Это был очередной «срыв», связанный как с бесконтрольным приемом седативных и снотворных препаратов, так и с прогрессирующим атеросклерозом сосудов головного мозга. Однако самое печальное состояло в том, что в таком «пикантном» состоянии Л. И. Брежнева лицезрели ряд членов правительственной делегации, в том числе и два члена Политбюро — А. А. Гречко и А. А. Громыко. Медики довольно быстро привели генсека в форму, и его визит в Монголию прошел на должном уровне. Также без каких-либо происшествий прошел и его визит во Францию, где в знаменитом замке Рамбуйе у Л. И. Брежнева прошли довольно продуктивные переговоры с новым президентом Франции Валери Жискар д'Эстеном, в том числе по торгово-экономическим вопросам[394].

По возвращению в Москву в середине декабря 1974 года состоялся Пленум ЦК, где, как всегда, были обсуждены доклады В. Ф. Гарбузова и Н. К. Байбакова и принято Постановление ЦК «О проектах Государственного плана развития народного хозяйства СССР и Государственного бюджета СССР на 1975 г.»[395]. Но в отличие от прежних «предновогодних» Пленумов ЦК Л. И. Брежнев на этом форуме не выступал. Кроме того, на этом Пленуме был решен важный кадровый вопрос: из состава Секретариата ЦК был выведен Петр Нилович Демичев, который еще в середине ноября был назначен министром культуры СССР. Дело в том, что в конце октября 1974 года совершенно неожиданно для всех ушла из жизни легендарная Екатерина Алексеевна Фурцева, занимавшая этот пост более 14 лет. По медицинскому заключению, которое подписал тот же академик Е. И. Чазов, причиной ее смерти была названа острая сердечная недостаточность. Хотя уже тогда по Москве поползли упорные слухи, что причиной ее смерти стало самоубийство, что позднее подтвердили многие ее коллеги и подруги, а также последний председатель КГБ СССР В. А. Крючков.

Надо сказать, что столь стремительное передвижение П. Н. Демичева из состава Секретариата ЦК в союзное правительство, где еще с хрущевских времен он был одним из кураторов идеологического фронта, по сути развязало руки М. А. Суслову, который отныне стал не просто главным, а единственным партийным идеологом, подмявшим под себя всю эту сферу, в том числе Отдел пропаганды и агитации ЦК. Причем, что любопытно, тогда же заведующим этим отделом (опять-таки в статусе и.о.) был назначен известный партийный философ Георгий Лукич Смирнов. При этом, по свидетельству заместителя начальника личной охраны генсека генерал-майора В. Т. Медведева, накануне Пленума перед заседанием Политбюро ЦК П. Н. Демичев был на аудиенции у Л. И. Брежнева, где попытался отказаться от поста министра культуры. Однако тот, довольно сухо выслушав визитера, жестко отвел все его доводы и заявил, что этот вопрос уже значится в повестке дня Политбюро[396].

Между тем, как утверждает бывший председатель КГБ В. А. Крючков[397], 30 декабря 1974 года в связи с его назначением на пост начальника Первого главного управления КГБ СССР он был представлен Л. И. Брежневу, который «с большим трудом поднялся, чтобы поздороваться» с ним. А вечером того же дня в кабинете Ю. В. Андропова он стал свидетелем приватного разговора своего шефа с секретарем ЦК Д. Ф. Устиновым, которые говорили о том, что «пора найти какой-то мягкий и безболезненный вариант постепенного отхода Брежнева от дел», поскольку «продолжать и дальше управлять страной в таком состоянии он уже не может физически».

Понятно, что брежневская болезнь, о которой уже прознали многие члены высшего руководства, неизбежно обострила ситуацию внутри Политбюро ЦК. Как считают многие историки, именно с этим обстоятельством было принято решение окончательно «закрыть вопрос» с «железным Шуриком», который уже давно стал «бельмом на глазу» у брежневской группировки. Надо было лишь найти подходящий повод — и вскоре он был найден. Причем, судя по всему, этот «повод» тщательно готовился в аппарате самого Л. И. Брежнева.

Как вспоминал Борис Иосифович Поклад, работавший тогда помощником первого заместителя министра иностранных дел СССР Василия Васильевича Кузнецова, весенним утром 1975 года ему позвонил брежневский помощник по международным делам Александр Михайлович Александров-Агентов и попросил срочно отправить в ЦК записку относительно зарубежной поездки А. Н. Шелепина. Причем эта «просьба» была столь настойчива и неоднократна, что Б. И. Поклад, несмотря на то что данная записка еще не была подписана В. В. Кузнецовым, исполнявшим в то время обязанности министра, вынужден был отправить ее в аппарат Л. И. Брежнева[398]. Оттуда она сразу перекочевала к К. У. Черненко, который как заведующий Общим отделом ЦК определял всю повестку работы Политбюро, на заседании которого и было принято решение направить председателя ВЦСПС А. Н. Шелепина в Великобританию во главе советской профсоюзной делегации с ответным визитом.

Надо сказать, что относительно этой поездки до сих пор ходят разные слухи. В частности, есть версия, что руководство британских профсоюзов, зная о предстоящей поездке А. Н. Шелепина, посоветовало советскому послу Н. М. Лунькову проинформировать Москву о нежелательности его пребывания в Лондоне. Однако в Москве этот сигнал проигнорировали и приняли «нужное решение». По другой же версии, которую озвучила тогдашний секретарь ВЦСПС Александра Павловна Бирюкова, в ЦК как раз прислушались к этой информации и не рекомендовали А. Н. Шелепину лететь в Лондон. Однако он настоял на своей поездке, поскольку «серьезно относился к международному профсоюзному движению и очень хотел наладить отношения с руководством британских тред-юнионов»[399].

Когда А. Н. Шелепин во главе профсоюзной делегации оказался в Лондоне, то практически сразу его встретили организованные акции протеста. По сути, ему устроили настоящую обструкцию, поскольку для английской публики он