Шрифт:
Интервал:
Закладка:
С угрем, Anguilla anguilla, дело явно обстоит куда хуже. По крайней мере, так мы можем полагать — с вескими на то основаниями. Так мы думаем. Поскольку, когда речь заходит об угре, мы не можем утверждать, что точно знаем. Знание, как всегда, условно. Дело в том, что угорь не вписывается в те критерии, которые обычно использует МСОП для своих оценок. Первая серьезная проблема — невозможно точно изучить размер популяции. Размер популяции, то есть сколько на самом деле существует угрей в мире, — первый критерий при оценке жизнеспособности вида. Но по указаниям МСОП популяция оценивается исходя из количества «репродуктивных особей», то есть взрослых половозрелых животных. Это означает, как пишет МСОП, что в идеальном случае для оценки состояния вида Anguilla anguilla необходимо изучить «количество взрослых особей в месте размножения». То есть надо пересчитать серебристых угрей в Саргассовом море. А это не представляется возможным, ибо, несмотря на сто лет упорных поисков, никто пока не видел в Саргассовом море ни одного угря. Угорь не поддается инвентаризации. Он скрывается даже от тех, кто пытается ему помочь.
В какой-то мере можно было бы подсчитать, сколько половозрелых серебристых угрей отправляется на нерест от европейского побережья. Но и тут сведения очень скудные. Угорь имеет склонность очень быстро исчезать из поля нашего зрения и сферы знания, прячась в океанских глубинах. Те наблюдения, которые, несмотря на сложности, все же были проделаны, говорят о том, что за последние сорок пять лет количество мигрирующих угрей сократилось как минимум вполовину.
Третий вариант, на котором в первую очередь и строит свою оценку МСОП, — это начать с другого конца и оценить то, что становится результатом тайной встречи угрей в глубинах Саргассова моря. То, что Рейчел Карсон назвала «единственным живым наследием угрей-родителей». То есть сколько стеклянных угрей появляется по весне у европейского побережья. Об этом нам известно значительно больше, и именно эти данные свидетельствуют, что положение катастрофическое. Все надежные цифры указывают: количество вновь прибывших стеклянных угрей в Европе на сегодняшний день составляет от одного до пяти процентов от того количества, которое регистрировалось в конце семидесятых годов ХХ века. На каждые сто маленьких прозрачных «палочек для мороженого», которые в моем детстве каждый год поднимались вверх по реке, сегодня это путешествие совершает разве что горстка.
На основании этого МСОП объявляет европейского угря, Anguilla anguilla, «вымирающим видом». По формальному определению это означает, что «вид подвержен высокому риску вымирания в дикой природе». Таким образом, ситуация не только катастрофическая, но и требующая немедленных действий. Угорь и впрямь может исчезнуть в самое ближайшее время. И не только из поля зрения и сферы знания, но и вообще из нашего мира.
Стало быть, вот мы и добрались до последнего вопроса: почему вымирает угорь? И последний ответ будет таким, каким он обычно бывает в отношении угря: не так-то просто это выяснить. Проблема, с которой мы сталкиваемся, остается той же самой, с которой бились все те, кто в течение столетий пытался понять угря: ответ прячется от нас. Мы не знаем наверняка. Кое-что нам известно, но далеко не все. В каком-то смысле и здесь наш удел — догадки.
Есть несколько предположений, почему угрю приходится туго, и наука все их может подтвердить, но никто точно не знает, является ли это истинными причинами или хотя бы важнейшими. Потому что пока остаются без ответа вопросы по поводу жизненного цикла угря, мы просто не можем точно знать, почему угорь вымирает. Пока нам доподлинно не известно, как угорь размножается или как он ориентируется, мы не можем сказать, что мешает ему это делать. Чтобы спасти его, мы должны его понять. Эта мысль подчеркивается в большинстве научных отчетов о состоянии угря: чтобы помочь угрю, мы должны узнать о нем больше. Нужно больше знаний, больше научных исследований, и надо торопиться.
Тем самым мы подошли к главному парадоксу: загадочность угря вдруг становится его первейшим врагом. Чтобы он выжил, человек должен выманить его из тьмы и найти ответы на те вопросы, на которые пока ответа нет. А за это придется заплатить немалую цену. Ведь во все времена существовали люди, которые прославляли эту загадочность, тянулись к ней и держались за нее. Угорь привлекал людей, потому что таинственное всегда влечет, а то, что доподлинно известно, лишено теней и нюансов и теряет свою сложность. Люди, подобно Грэму Свифту, — вернее, его рассказчику Тому Крику, — склонны верить, что мир, в котором все объяснено, стоит на пороге гибели.
Это, если хотите, классическая дилемма, замкнутый круг: мы, те, кто борется за угря, чтобы сохранить нечто загадочное и сокровенное в мире просвещения, в каком-то смысле обречены на поражение. Тот, кто считает, что угорь должен оставаться угрем, уже не может позволить ему оставаться загадкой.
Единственное, что нам известно про вымирание угря, — в нем виноват человек. Все те объяснения, которые ученые к настоящему моменту представили, так или иначе связаны с человеческой деятельностью. Чем ближе угорь подходит к человеку, чем больше подвергается влиянию современного человека, тем в большей степени вымирает. Когда Международный совет по исследованию моря (International Council for the Exploration of the Sea, ICES) в 2017 году подытожил, что же требуется сделать, чтобы спасти угря, вывод был отчасти смутный, отчасти предельно ясный: человеческое влияние на угря следует «свести к нулю». Мы не знаем обо всех опасностях, угрожающих угрю, но того, что мы знаем, достаточно, чтобы вычислить единственный путь к спасению: мы должны оставить угря в покое.
Нам известно, например, что угорь болеет и что он, похоже, стал болеть больше, чем раньше. Например, он подвержен заражению вирусом угрёвого герпеса, Herpesvirus anguillae, — заболеванию, впервые обнаруженному у японских угрей в неволе, которое человек через импорт занес диким угрям в Европе. В 1996 году болезнь была обнаружена в Нидерландах,