— Так-так… Ну что ж, спасибо, что так доходчивообъяснил, я теперь не глупее Иван Иваныча стала…

Я произносила слова совершенно машинально, только чтобычто-то сказать. К сожалению, возразить Андрею мне было совершенно нечего. Оночень толково все разъяснил, не стесняясь.

— Действительно, ты прав, — задумчиво пробормоталая, — зачем беспокоиться о детях, когда у нас с тобой и детей-то нет… Или яошибаюсь?

— Нет, не ошибаешься, — процедил он идемонстративно поглядел на часы.

Как бы в ответ на его жест, из двери редакции выглянулабелобрысая девица и крикнула:

— Андрюша, ты идешь? Без виновника торжества начинатькак-то неудобно!

— У тебя что — сегодня день рождения? — спросилая, очнувшись от невеселых мыслей.

— Да нет, это отвальная, — нехотя ответил Андрей.

— Стало быть, ты в этой газете больше не работаешь?

— Стало быть, нет. — Он был совершенно спокоен.

— И где же ты теперь собираешься прикладывать своисилы? — Я продолжала настойчивые расспросы, потому что до меня с трудом,но начинало доходить очевидное.

— Теперь я буду работать на телевидении, вести тамновое ток-шоу, у него еще пока нет названия, — Андрей улыбнулся.

— Вот как… — Я посмотрела на него очень внимательно ипредставила, как выгодно этот белозубый обаяшка будет смотреться на экране.

Я смотрела на него и вспоминала людей, с которыми мыобщались в процессе расследования. Я вспомнила несчастного запуганного АрнольдаГавриловича, на которого теперь после статьи действительно может наехатьналоговая инспекция, и так легко, как со мной, он уже не отделается. А если ине будет неприятностей с налоговой, то теперь квартиру-то он сдавать точно небудет, побоится. А небось не от хорошей жизни сдавал… А уж стеснительногопьяницу Вову Милютенко точно больше никто не востребует, прогремел он со своимипаспортными данными на весь город. Конечно, милиция ему ничего не сделает — чтос него взять-то, но жить они теперь будут только на Люськину зарплату уборщицы.

Скольким людям испортить жизнь, и все это для того, чтобыстать ведущим ток-шоу. В глубине души я понимала, что не права, что Андрей,когда писал статью, вовсе не рассчитывал на такой результат. Но свою позицию онизложил мне откровенно. И я поняла, что он внутренне был готов к такомуповороту событий. Чтобы погасить нежелательные слухи вокруг строительстваЦентра, нужно было успокоить ретивого журналиста. Все логично. Человекпотрудился, и за это ему награда — место на телевидении, что, конечно, гораздополезнее для карьеры, чем работа в небольшой заштатной газетке.

— Что ж, желаю тебе творческих успехов, — яулыбнулась и пошла прочь по длинному коридору. — Только не делай такоелицо, когда будешь вести ток-шоу! — крикнула я. — Телезрители будуточень недовольны, и тебя уволят!

На улице шел дождь, а зонтика у меня не было.

«Все складывается просто отлично! — размышляла я,мрачно шагая к дому под проливным дождем. — Разочарования следуют одно задругим. И не лучше ли было сидеть в отделе электротоваров, скромно торгуялампочками, и не мечтать о несбыточном».

Однако это восхитительное чувство, когда кровь бурлит вовсем теле, как шампанское… Чувство, которое я несколько раз испытала, когданаходилась в смертельной опасности. Стоит ли оно всех разочарований? Возможно.Хотя, если рассуждать здраво, то никакого особенного разочарования я неиспытала. Подумаешь, мужчина моей мечты оказался обыкновенным карьеристом!Таких тысячи. Если бы не его обаяние, я бы так не расстроилась. Встречаякрасавчика, неминуемо стараешься наделить его какими-то замечательнымивнутренними качествами. С Андреем так и получилось. Думаю, он будет оченьподходящим ведущим для ток-шоу, как бы оно ни называлось. А мне нужно выброситьего из головы.

Я открыла дверь и вошла в квартиру. И сразу же мне стало непо себе. У меня возникло тревожное чувство, что в квартире кто-то есть. Неродители, конечно, если бы они были дома, в квартире горел бы свет, оралтелевизор, и, перекрывая его звуки, отец допытывался бы у мамы, не забыла лиона посолить суп.

Нет, я чувствовала, что в пустой и темной квартире притаилсякто-то чужой. Ничего реального, ничего конкретного я не заметила — и замокоткрылся как обычно, и тапочки в прихожей стояли на привычном месте, но вместес тем что-то было не так. Я хотела даже уйти, пока не поздно, но мысленнопристыдила себя: нельзя же в самом деле так поддаваться пустым страхам… Простонервы расшатались, да и неудивительно, если вспомнить события последних дней.

Призвав свои нервы к порядку, я включила свет в прихожей,сняла уличную обувь и еще раз огляделась. Все было как обычно. Меня вдруг снованастигло то же чувство, что в доме с башней: чувство опасности. Я прислушаласьи даже втянула носом воздух. Квартира была пропитана обычными домашнимизапахами, в которые вплеталось что-то чужое, незнакомое, но я не могла таксразу определить, враждебно ли оно мне. Я бросила пальто в прихожей прямо напол и босиком прокралась в свою комнату.

Разговор с Андреем дался мне нелегко, а я еще погуляланемного по улицам, чтобы успокоиться. Глупая, я решила, что все кончилось иможно больше не опасаться никаких неприятностей. Кто же знал, что опасностьподжидает меня в собственной квартире?

Когда я переступила порог комнаты, тревога еще большеусилилась, стала просто непереносимой. На лбу выступили мелкие капельки пота.

В комнате был полумрак, шторы почти не пропускали света. Япротянула руку к выключателю, и в то же мгновение в тишине раздался негромкиймужской голос:

— Не пугайся, Катя. Я не сделаю тебе ничего плохого.

Я чуть было не завизжал??, как ненормальная, но сумела взятьсебя в руки и буквально заткнула рукой себе рот. Дело в том, что когда раздалсяэтот голос, мой неосознанный страх как бы материализовался и сразу стал нетаким страшным. Пока я боялась сама не зная чего, было хуже. А теперьоказалось, что мое подсознание работает как часы, ничего не выдумывает. Было уменя ощущение, что в квартире кто-то есть, — и так оно и оказалось.

Я решительно протянула руку к клавише выключателя.

— Не нужно яркого света, — раздался тот же голос.

Я пожата плечами и дернула кисточку торшера. В моем любимомстаром кресле сидел плотный, коренастый мужчина с выразительными карими глазамии смотрел на меня с интересом и даже, кажется, с любопытством.

— По мою душу, — упавшим голосом пробормоталая. — Ты пришел меня убить?

— Это успеется, — спокойно ответил он, —сначала поговорим.

— Ага! — сказала я с преувеличенным жизнерадостнымэнтузиазмом. — Кого я вижу! Наконец-то ты решил нанести мне визит. А токак-то все встречались в неподобающей обстановке. Все время на людях — то вКатькином садике, то в башне на Садовой. Ни поговорить по-человечески, ни дажепознакомиться не удалось. Ты хоть, по крайней мере, знаешь, как меня зовут, асам представиться забыл. Ну согласна, в башне я не дала тебе такой возможности,а в садике… там ты верно очень торопился…