— Он пьян, — шепнул мне Лёшка.

— У вас это семейное, — не утерпела я от подколки.

Ещё удары, шум и маты…

— Он может выломать дверь? — ужаснулась я, испуганно присев.

— А фиг его знает…

— Я вас слышу, бестолочи малолетние!

Говорили мы очень тихо, и, вполне вероятно, Орлов-старший просто блефовал, но мы вдруг струхнули.

— Бежим! — скомандовала я и потянула своего ночного гостя за собой в сторону… ванной. Ползли мы вполне комично — на четвереньках, нервно хихикая и падая через каждые полметра. Вернее, падал Лёшка, плохо владевший своим телом, невольно увлекая меня за собой.

В итоге наш побег занял аж целых шесть минут и двадцать две секунды (я от волнения высчитала). Когда наш добрый сосед перестал долбиться в дверь профессора Вознесенского, мы с Алексеем Игоревичем уже сидели в ванной, причём самым натуральным образом. Расположившись друг напротив друга и скрестив наши ноги где-то посередине, в окружении полной темноты, мы укрылись от всего остального мира.

— Что у тебя случилось?

— Ничего, просто жизнь говно…

— Лёша!

Он пьяно фыркнул и закопошился в своей куртке, пытаясь выкарабкаться из неё.

— Просто так, из-за "ничего" не напиваются и в чужие двери не вламываются, — загундела я. — Нельзя…

— Я с Ритой расстался, — перебил меня Орлов, в темноте бросив мне свою куртку. — Надень, тут прохладно.

— Нормально.

— Ну тогда сядь на неё или… ну не знаю, что там. Говорят же, что вам, девочкам, на холодном сидеть нельзя.

Меня так и подмывало ляпнуть что-нибудь язвительное, но я-таки промолчала.

Он тоже молчал, пришлось подтолкнуть.

— Ну?!

— Что ну?

— Ты с Анисимовой расстался.

— А, да.

Стукнула себя ладонью по лбу. Лёшка был невыносим.

— Ты наконец-то понял, что она с другой планеты? — я честно пыталась сильно не радоваться и даже найти в себе силы для сочувствия.

— Это поняли её родители.

— То есть?

— То есть они пришли к взвешенному решению, что сын заводского рабочего, периодами закладывающего за воротник, не пара их дочери.

Я обалдела. Для меня-то Орлов, несмотря ни на что, всегда был самый-самый.

— И Ритка их послушала? — тихо ужаснулась я.

— Они ей выбора не оставили, завернув гайки до упора… Представляешь, как в каком-нибудь бразильском сериале, этакая “Земля любви”.

— Не представляю, — мрачно отозвалась, действительно не понимая, как это — когда родители могут что-то запретить. — Подожди, а ты что, смотришь бразильские сериалы?!

— Маман смотрит, а при наличии единственного телевизора в доме сложно избежать участи следить за страданиями Джулианы.

Смешок вырвался сам собой.

— Ну давай, веселились! А ты представляешь, каково мне было, когда мелкая Олька пару лет назад спросила, не хочу ли я изменить имя на Матео. 

Теперь я заливалась в полный голос, представив эту картину.

— Матео… Орлов.

— Вот только ты не начинай!

— Не буду. Так что у тебя там с Ритой.

Только было расслабившийся Лёха снова скис.

— Мы с ней решили, что вряд ли тянем на современных Ромео и Джульетту…

— Так Ромео или Матео?

— Альбина!

— Всё-всё, молчу…

И я вправду замолкла, наконец-то осознав, что ему сейчас не до шуток, уж больно трезвым сделался Лёшин голос.

— Можно сказать, что у нас пауза до лета… Типа экзамены, поступление, все дела… Её отец сказал, что рядом с Маргаритой должен быть кто-то стоящий. А я что?

— Что?

— А я бы с радостью пошёл сейчас в техникум и по вечерам ящики бы тягал, какие-никакие — деньги. Мало мне, что ли, моего отца, так теперь ещё и Ритины предки от меня ждут неведомо чего.

— Разве это плохо?

— Не знаю. Но хоть кто-нибудь из них спросил, чего на самом деле хочу я? Отец упёрся, что хочет меня видеть экономистом. Типа они сейчас правят миром. А какой из меня, нахрен, экономист? Как представлю все эти числа… меня прям... б-р-р-р, тошнить начинает, — он замолчал, а потом сам же спохватился. — Ой, извини, я ничего такого не имел в виду.

— Да ладно тебе, я сама экономику так себе люблю: слишком сильное влияние имеют человеческий фактор и политика. Не то что фундаментальная математика — там всё красиво.

— Пф-ф-ф, — фыркнул Алексей. — Всё-таки у тебя странное представление о том, что такое "красиво".

Ничего объяснять я не стала, зато отважилась на следующий вопрос:

— А ты сам-то чего хочешь?

— Я? Эх, Алька, если бы я только знал. Мир увидеть хочу. По стране бы нашей поездил, она же вон какая огромная. Только это никак не вяжется с Ритой и её семьёй. Вот и приходится выбирать: либо одно, либо другое.

— И что ты в ней нашёл?

Мой вопрос прозвучал очень напряжённо, скорее как укор, после чего атмосфера в ванной сразу сгустилась.

Его усталый вздох.

— Ты ошибаешься на её счёт.

— Ещё не ясно, кто из нас двоих ошибается…

— Нет, Альбин… Ты не понимаешь. Я таких, как она, ещё не встречал. Словно фотография из глянцевого журнала ожила. И дело тут не во внешности, просто она из другого мира… не как мы с тобой.

Знаю, что обижать меня он не планировал, но, так или иначе, я обиделась. Да, мои родители не были богатыми, влиятельными и тому подобное. Но мой отец был профессором, а мама знала про мир искусства столько, что многим даже и не снилось… И вообще! Что там "вообще", я так и не придумала. И пусть приступами снобизма я обычно не страдала, но гордость за собственную семью — то немногое, что было у нас.

Это я сейчас понимаю, что Лёша не имел в виду ничего такого, а вот тогда я взорвалась от негодования. Встать на ноги получилось не сразу, было слишком тесно, мешали сплетённые ноги и Лёхина куртка, накинутая на меня сверху. Схватилась в темноте за кран и случайно крутанула вентиль, после чего из лейки на нас хлынули потоки холодной воды. Я завизжала, зато Орлов, несмотря на опьянённый мозг, среагировал быстрее, выпрыгнув из ванны вместе со мной.   

Основательно промокшие, мы ещё минут двадцать устраняли последствия устроенного мною потопа. После чего я переоделась в сухую пижаму, выделив Орлову отцовские спортивные штаны и футболку.

Завалились спать мы уже после трёх ночи, отчего-то на родительскую кровать, стащив туда все одеяла. Было холодно. Никто не догадался заварить чай, зато под слоем тряпок, в непосредственной близости друг от друга, оказалось тихо и уютно.