— Легко тебе говорить!

Логики я не поняла, хоть и честно старалась.

— Да ладно тебе, подумаешь, с родителями поругалась. Бывает… — по крайней мере, я так полагала, со своими ругаться мне не доводилось.

— Да причём тут они. Я из-за Лёши переживаю.

— Орлов? Он-то тут при чём… Дождитесь своего лета и будет у вас всё… хорошо, — слова давались сложнее обычного.

— Ты хоть представляешь, сколько времени до лета?

— Пятьдесят четыре дня, — не моргнув глазом сообщила я.

Анисимова, за три года успевшая привыкнуть к моим причудам, лишь махнула рукой.

— Ничего ты не понимаешь. Это так долго… Он успеет ещё десять раз меня забыть. А я ведь даже не знаю, звонит он мне или нет: родители контролируют каждый звонок.

Мне стало не по себе от всех этих признаний, выслушивать чужие откровения меня не тянуло. С другой стороны, это касалось Орлова, который, как известно, страдал всерьёз…

Словно прочитав мои мысли, Рита во второй раз махнула на меня рукой:

— И зачем я тебе это всё рассказываю?!

Ответа на этот вопрос у меня не было.

Домой я пришла в крайне задумчивом настроении. А тут ещё и мама, решившая спасать судьбу моего сочинения своими методами, а именно  трёхчасовой лекцией на тему любви в русской литературе  XIX-XX веков. От неминуемой "смерти" спас меня Орлов, как никогда вовремя позвонивший в нашу дверь.

— Лёха! — повисла я на нём, на тот момент ненавидя всех работников пера.

— Лёшенька, — вторила мама. — Останешься на ужин?

— Навсегда! — сходила я с ума от переизбытка информации. — Оставайся у нас навсегда.

Навсегда он не остался, но пару часов в моей комнате просидел, спасая меня от участи более подробно узнать ответ на вопрос: “Так почему же Наташа Ростова?”.

Мы долго молчали. Он, как всегда, смотрел в потолок, правда, без прежних глупых улыбок и мечтательных взглядов, я же мучала задачник по физике, рандомно выбирая в нём упражнения, и делала вид, что всё хорошо, что всё как всегда. Но даже моей чёрствости не хватило на то, чтобы самой в это поверить.

— Анисимовой плохо, — поражаясь тому, что делаю это, сказала я.

— В смысле? — встрепенулся Орлов.

— По тебе страдает, — невольно скривилась. — Боится, что разлюбишь. Да и вообще переживает, что ты ей не звонишь.

— Я не звоню?! — подпрыгнул он на месте. — Да я все телефоны оборвал, но через её родителей фиг пробьёшься! А от вашей гимназии меня теперь охрана гоняет, к ним во двор тоже не прорваться. И что я делать должен?!

Вопрос был, скорее, риторический, и я как бы не должна была на него отвечать. Я вообще не должна была лезть в эту историю. Нужно было сидеть молча и тихо радоваться, всё так. Но, наверное, мамины лекции о человеколюбии всё же пустили свои корни, потому что уже через минуту я притащила в комнату телефон, путаясь в длинном проводе, и велела:

— Номер диктуй.

Так они и продержались до лета путём моего посредничества. Не скажу, что я себя за это прям больше уважать стала, но происходящее стало хорошим стимулом уйти в изучение любовного вопроса. Поэтому выпускное сочинение я сдала благодаря… горам прочитанной критики. Спасибо Белинскому и Ко.

Лето после одиннадцатого класса было странным. Окончание школы мало что изменило в моей жизни.

Поступала я ожидаемо на матфак — с моей золотой медалью даже не пришлось сдавать экзамены, из-за чего я, к слову, очень расстроилась: хотелось хоть какой-то интриги.

Тем летом я с удивлением обнаружила, что без постоянной необходимости что-то учить мои дни были достаточно однообразны. Просыпалась по утрам и бесцельно шаталась по квартире, периодически хватаясь то за одну, то за другую книжку, с ужасом не обнаруживая в них никакого душевного покоя. Труднее всего было понять, чего же мне не хватало. Как оказалось — людей.

Поверить в это было не так уж легко. Всегда же была вполне самодостаточной, а тут… Словно удар по голове. До начала учебного года было ещё далеко, но однажды я поймала себя на мысли, что мечтаю о том, как приду на учёбу и… найду там новых друзей. Как минимум приятелей, как максимум — единомышленников. Да-да, я мечтала об общении, а не о знаниях, что говорило лишь об одном — мои жизненные приоритеты успели перевернуться. 

Возможно это Лёшин роман с Анисимовой обозначил всю степень моего одиночества, ведь Орлов больше не был только “моим”. А может быть, я просто… созрела.  Ещё и эти постоянные попытки разобраться в природе человеческих чувств в перемешку с мамиными лекциями “о любви” привели лишь к тому, что я загрустила, особенно когда поняла, что не с кем мне поделиться всем тем, что бушевало на душе.

Орлов появлялся в нашем доме стабильно пару раз в неделю, счастливый и слегка перевозбуждённый: новые чувства захлёстывали его с головой. Наблюдая засос на его шее, я невольно задумалась о том, что вряд ли их отношения с Ритой ограничиваются банальным держанием за руки. Нам тогда только-только исполнилось семнадцать, и наличие у друга возможной “интимной” жизни приводило меня в замешательство, заставляя заливаться краской каждый раз, когда я размышляла об этом.

Однажды из его кармана вывалился презерватив, Лёшка ойкнул и засмеялся, ничуть не смутившись, зато в моей голове загрохотало и зашумело. Я потом полночи в кровати прокрутилась, понимая, что Алексей ушёл за ту черту, куда мне ходу пока что не было.

Жаркий август запомнился списками на зачисление. Я, как и ожидалось, возглавляла перечень будущих студентов специальности “Прикладная математика”, Риту ждали её модные “Связи с общественностью”, а вот Орлов… заваливший всё что можно и нельзя, пролетел мимо своего экономфака как фанера над Парижем.

— В шарагу пойду, —  ничуть не расстроившись, вещал он мне, наворачивая один из маминых салатов на нашей кухне. — Через год армейку, а там посмотрим.

Слово “армейка” меня напугало. Перспектива потерять Лешку на два года жизни буквально размазала меня по стене. Я и так была поражена до глубины души, что, оказывается, человек может не хотеть иметь высшее образование, так тут ещё… и разлука замаячила на горизонте.

Но он будто бы этого не понимал, уже во всю планируя свою свободную взрослую жизнь. Впрочем, его планов никто не оценил. Соседские разборки за стеной мы слушали едва ли не целую неделю, я даже переживала, как бы дядя Игорь попросту не прибил непутёвое чадо, но, к счастью, чадо вымахало достаточно большим, чтобы в случае чего дать отпор. И пусть я не была согласна с методами, но общее недовольство семейства Орловых я разделяла.

К слову, это был тот редкий момент, когда мы с Анисимовой сошлись во мнениях.

— Поговори с ним, —  приказным тоном однажды велела она мне по телефону, должно быть отчаявшись вразумить своего “Лёшеньку”. — Он меня и слушать не хочет.