Рита хотела жить — гулять, блистать, наслаждаться жизнью, для чего, безусловно, нужны были деньги, которых у Орлова попросту не было. И пусть она не просила тратиться на свои капризы, но всё равно совместные выходы “в свет” требовали приличных затрат. Лёшкино “пойдём просто погуляем” перестало удовлетворять Анисимову, что заметно накалило отношения между ними. К тому же не последнюю роль сыграла толпа ухажёров, которые начали виться за Ритусиком на учёбе. Как же Лёша ревновал, мрачнея день ото дня! Неудовлетворённость собственным положением и чувство бессилия привели к тому, что в итоге Орлов начал прогуливать учёбу, находясь в вечном поиске подработок.

Начались проблемы в университете. Я прикрывала как могла, по-тихому сдавая от имени Лёхи работы там, где можно было обойтись без его личного присутствия. Он об этом-то и не знал, иначе бы просто прибил. Неизвестно сколько бы это длилось, если бы однажды я не была поймана с поличным… отцом.

— Я запрещаю тебе вмешиваться, — достаточно жёстко отчитывал меня Борис Игнатьевич. — Ты сама возмущалась, что это нечестно, когда студенты сдают не свои работы.

— Тут другое!

— И в чём же разница?!

Объяснить я не смога.

— Альбина, дай ты уже Алексею жить своей жизнью, — в который раз повторил папа. — А ещё лучше: начни жить своей.

Последняя мысль меня напугала. Разве я не живу? И что было плохого в том, что я желала лучшего для “своего” Орлова?

И опять я упёрлась в то, что — помимо родителей, Лёхи и Анисимовой, — не так уж и много значимых людей в моей жизни. К решению проблемы я подошла со всей щепетильностью и ответственностью на которые была способна, торжественно постановив: мне нужны ещё друзья.

Их звали  Саша и Серёжа — мои одногруппники, с которыми меня часто определяли работать вместе над лабораторными. Два вполне сообразительных лоботряса. Наверное, этим они меня и привлекли: лёгкостью, оптимистичностью и живостью ума, которые работали исключительно в направлении того, как бы получить максимум пользы при минимуме затраченных усилий. Что-то было в них такое, что напоминало мне моего закадычного друга, на тот момент активно страдающего по Анисимовой и ищущего очередной повод впечатлить “любовь всей своей жизни”.

Безусловно, наше общение с Сашей и Серёгой по большей части строилось на совместной учёбе: походах в библиотеку, корпении над рассчётами, лабораторными и курсовыми. Но иногда с ними можно было просто поболтать о всякой ерунде, спросить как дела, посмеяться над шутками, обменяться впечатлениями, пожаловаться на преподавателей. Вернее, в основном жаловались они — на обилие всевозможных требований со стороны преподавателей, я же принимала всё как должное, где-то глубоко в душе страдая из-за того, что современных студентов мало гоняют. Но вслух об этом не говорила.

Именно вместе с парнями я пережила свою первую сессию. Лёша, тогда находившийся в оппозиции ко всему миру, появлялся исключительно на экзаменах, которые неведомым мне чудом умудрился всё-таки сдать.

Со второго семестра я с головой ушла в общение с новыми приятелями, обидевшись на Орлова за явное пренебрежение к нашим с папой стараниям. И пусть сам отец относился к этому ровно, уже понимая, что Лёшино отчисление лишь вопрос времени, я никак не могла принять тот факт, что Орлов не желал напрягаться даже ради меня.

Верхом моей мести стал безразличный вид, с которым я гордо прошествовала мимо Лёши, когда тот соизволил появиться на парах. Сев сбоку от Саши, я всю пару усиленно делала вид, что нет у меня такого одногруппника, как Алексей Орлов.

— Альбуцид! — донеслось мне в спину, когда я мчалась по коридору с одной пары на другую. — Алька!

Он даже слегка запыхался, прежде чем успел обогнать меня, преградив дорогу.

— Сердишься, — даже не спросил, а озвучил очевидное Лёха.

— Вот ещё, — хмыкнула я, всячески пряча свои чувства. — Просто опаздываю.

— Альбин, я же предупреждал, что это всё — не моё, — он обвёл руками пространство вокруг, намекая на университетские стены. — Только время зря теряю.

— Тебе просто наплевать на мои старания! — процедила сквозь зубы. — У тебя же Анисимова!

Тяжело вздохнул и с недоверием посмотрел в мою сторону:

— Ты ревнуешь, что ли?

Вопрос неприятно попал в цель, будто намекая на иррациональность моего поведения.

— Вот ещё! Больно мне надо из-за  твоих баб расстраиваться, — с бабами я, конечно, загнула: уже третий год на его горизонте маячила лишь Ритуля.

— Ну блин, — подрастерялся он, даже затылок озадаченно почесал, не понимая, что со мной происходит. — Я, наверное, хреновый друг. Но ты всегда была особым человеком для меня. И если тебе будет нужна помощь, просто скажи. А сейчас... Сейчас попробуй принять мой выбор.

Не знала, что ему на это ответить, стояла, нервно кусая губы, плохо понимая, почему, собственно, бешусь. Лёша тоже как-то растерянно топтался напротив, пока вдруг не протянул руку и не… прижал меня к себе, обхватив за шею.

— Всё будет хорошо, — не совсем уверенно шепнул он, на что мне оставалось лишь кивнуть.

Наверное, моя горячая речь всё-таки возымела какой-то эффект, раз Лёха стал несколько раз в неделю стабильно появляться на парах, даже что-то решал и сдавал. Я же, наконец-то, приняла непростое решение не вмешиваться, всеми силами стараясь держаться Саши и Серёги. Орлов чудесным образом… принимал это, понимающе улыбаясь каждый раз, когда ловил мои оценивающие взгляды. Не сработали в этот раз мои манипуляции.

Конец первого курса я встречала в полной уверенности, что сумела справиться с ситуацией. Вроде как смирилась со всей той коррупцией, что пронизывала вуз как организацию. Не приняла, но для себя решила, что меня это касаться не должно: свой максимум из обучения я выжму, а дальше… жизнь покажет. Во-вторых, у меня появились друзья (ну или почти друзья — степень своей близости с ними я так и не смогла определить) и мой мир больше не был сосредоточен исключительно на одном Орлове.

Как обычно, всё изменилось неожиданно, по воле случая.

Была летняя сессия, на улице стояла ужасная жара, когда всем нормальным людям не хотелось вообще ничего. И даже я, порядком уставшая за этот длинный год, чувствовала себя выжатой как лимон. Засидевшись у отца в кабинете, я поздним вечером шла по коридору нашего корпуса. За углом велись разговоры — студенты досдавали долги для допуска к экзамену. Я улыбнулась, расслышав знакомые голоса — Саши и  Серёжи, и чуть ускорила шаг, рассчитывая на то, что смогу поехать вместе с парнями домой, нам же в одну сторону. Но собственная фамилия, небрежно брошенная кем-то, заставила меня замереть.

— Да, Петров, вы ж с Вознесенской дружите! — обратился к Сашке Даня Сурков — наш мажористый одногруппник, непонятно что забывший на матфаке. — Вы-то с Никифоровым чего тут чахнете? Что же она папочку-то за вас не попросила впрячься? Зря вы, что ли, её терпите?