Малеста смотрела на мужа недоуменно. А тот, насупившись, изучал тыльную сторону ладони супруги, где шли параллельно друг другу две тоненькие, бордовые полоски, которые полупрозрачное кружево не сумело скрыть от пытливого взгляда.

– Ты поцарапалась?

Белоснежный платок был спешно вынут из нагрудного кармана старомодного сюртука и смочен водой из вазы со свежесрезанными ирисами. Прохладная ткань коснулась руки Малесты, и Джейкоб свёл брови на переносице ещё раз.

– Это не порез, – произнёс он, проводя платком по ладони жены. Бордовые полоски с каждым новым касанием становились бледнее, но пропадать не спешили: кровь засохла, и за один раз её было не оттереть. – Это просто след. Откуда он взялся? Где ты была?

– Это я виноват, – не раздумывая, ввернул Тим. – Ты же знаешь, я ночью немного... развлёкся. Вот, – Тим сунул под нос отцу перевязанную рубашкой руку, – поранился стеклом. Смотри, кровь даже через ткань проступила. Возможно, я случайно задел леди Андервуд повязкой на лестнице, вот её ладонь и запачкалась. – Тим повернулся к Малесте. – Простите.

– Наверно, так и было, – подхватила та, а Джейкоб, спрятав платок обратно в карман, в ответ взял жену под локоть.

– Я сам тебя отведу.

Четыре слова, сказанные тоном, не терпящим возражений, предназначались скорее Тиму, чем Малесте. Тим это понял, сделал шаг в сторону, поднял с пола коробку со шляпкой и направился следом за отцом и мачехой, которые шли неторопливо и молча.

В какой-то момент Джейкоб вдруг повернул голову назад и смерил сына подозрительным взглядом. Странные мысли с привкусом недоверия, поселившиеся в голове лорда Андервуда ещё ранним утром по приезду в «Буки» и покинувшие ту голову сразу после прогулки к пруду, вдруг напомнили о себе и начали изводить с прежней силой. Что-то явно было не так... Что-то, что Джейкоб никак не мог уловить, но что могло привести к правильным выводам, какие обычно делаются на холодную голову, но никак не сгоряча. 

Однако как ни пытался Джейкоб сосредоточиться, выходило плохо. Запах женщины, что шла рядом, затуманил сознание, а страсть, изначально потушенная, вместо того чтобы спокойно тлеть, вновь разрослась и превратилась в бушующее пламя, остановить которое можно было только одним способом.   

Но в планы Джейкоба вмешалась дорога, местами плохо просохшая после недавних затяжных ливней. Время от времени экипаж трясло так, что, когда показался Девонсайд, Малеста уже выглядела настолько вымотанной и бледной, что настаивать на исполнении супружеского долга было настоящим варварством. Да и солнце стояло ещё высоко, и компетентный Джонатан тут же прилип к хозяину с письмами, которые требовали немедленного ответа, тем более два из них были от самого Фредерика Пикли. В итоге, начавшийся сумбурно день закончился привычной рутиной и скучным ужином, когда даже Тим не досаждал и не ёрничал, а молча ел всё, что подали к столу.

Малеста к ужину не спустилась, сославшись на возобновившуюся мигрень, а когда Джейкоб, расстегнув верхние пуговицы жилета и ослабив платок на шее, взял в руку канделябр на три свечи и собрался уже подняться к жене в спальню, то он к своему огромному неудовольствию внезапно узнал от Хизер, что головная боль у леди Андервуд усилилась, и хозяйке пришлось выпить снотворного, чтобы перетерпеть муки во сне.

Стиснув зубы от злости, Джейкоб с несколько секунд потоптался у двери в комнату жены, потом всё же покрутил дверную ручку и переступил порог. А убедившись, что Малеста действительно спит и спит крепко, развернулся, спустился на первый этаж, заперся в кабинете, раскурил трубку и долго сидел в мягком кресле, уставившись на картины на противоположной стене, повешенные вперемешку с чучелами животных. 

***

Тим уже второй час вертел в пальцах то самое стёклышко. Смотрел на него, не отрываясь, вспоминал каморку Бетси и каждый флакончик на пыльном столе. Потом в памяти всплыли чёртовы герани, которые лишили сна почти на всю ночь и стали причиной довольно откровенного разговора. Изливать душу перед кем-либо Тим не привык. Даже Генри и Джефф никогда не слышали от друга ничего более личного, чем красноречивое ругательство, брошенное в адрес одного из профессоров, которому не понравилось мнение Тима в отношении одного из самых известных философских учений. Так почему же в этот раз всё пошло наперекосяк?

Ужин давно закончился, и на всех этажах огромного дома было тихо. Кто-то давно спал, а кто-то продолжал жечь свечи, доделывая последние дела.

Тим слышал, как отец поднялся к себе. Слышал, как он отдал Джонатану распоряжения на завтра и хлопнул тяжёлой дверью. Отец был не в духе, но меньше всего Тиму хотелось знать причину такого недовольства. Зато больше всего хотелось глотнуть щиплющего язык бренди и погрузиться в сон, который на трезвую голову всё не шёл и не шёл. И, когда Тим уже твёрдо определился с намерением подняться с постели, выйти из комнаты и спуститься на первый этаж за бутылкой, в дверь робко постучали.

Тим сполз с кровати.

– Кому в такое время не спится? – проворчал он, открывая дверь.

– Простите.

У Тима округлились глаза.

– В-вы? – выдавил он.

В дверях стояла Малеста и ёжилась от вечерней прохлады, царившей в тёмном вестибюле.

– Могу я войти?

– Конечно.

Тим посторонился, пропуская мачеху в спальню. Потом выглянул в коридор, повертел головой, проверяя, не видит ли кто, и спешно захлопнул дверь. И на всякий случай ещё задвинул щеколду.

– Почему я опять вижу вас на ногах? Что за самодеятельность? У вас же кружилась голова после ужина...

Малеста вяло улыбнулась.

– Всё хорошо.

– Точно? Может, мне лучше найти для вас Хизер?

– Хизер определённо будет лишняя.

– Тогда...

– Тим, я чувствую себя превосходно.

– А как же слабость за ужином?

Малеста смутилась.

– Это была просто уловка.

– Уловка?

– Вы заставляете меня краснеть...

– Вы краснеете сами по себе – я здесь не при чём.

– Понимаете...

– Не совсем.

– Понимаете, женщины иногда прибегают к таким уловкам... особенно в браке... ну, чтобы... чтобы...

Тим хмыкнул.

– Так вот в чём дело. Так бы сразу и сказали, а то всё намёками, намёками. Нет желания спать с моим отцом, так?

– Тссс, Тимоти, где ваши манеры?

Тим пожал плечами и упал в кресло около окна.

– Где-то завалялись в кармане пиджака, который я отдал бездомному в Ричмонде. И как давно у вас с моим отцом такое?

– Вашему бесстыдству нет предела. Вы не святой отец, чтобы я перед вами изливала душу.

– Просто сейчас вечер, за окном темно, мой отец громко храпит у себя в спальне... Чем не время для нового раунда откровений? Тем более здесь не каморка прислуги. У меня есть мягкие кресла, тёплый плед и приличный запас свечей. Хватит до утра. Так как? Продолжим начатое у миссис Мерит? Я могу рассказать вам много интересного в обмен на ваши тайны.