– А для чего тогда? Нашли ещё одну записульку за авторством моего дяди?

– На этот раз ваш дядя совершенно не при чём.

– Тогда не томите и говорите. Я уже весь горю от любопытства, и от моего жара нагревается бренди. А нет ничего хуже тёплой выпивки.

Но Малеста не торопилась с признанием, теребила в руках томик Шекспира, зачем-то схваченный со стола, и всем своим видом напоминала воспитанницу пансиона, которую вызвали отвечать урок перед высокой комиссией, а та так разволновалась, что позабыла заученный текст.

– Тим. – Наконец, Малеста решилась. – Я хочу, чтобы вы знали: я никогда не настаивала на том, что вы должны покинуть Девонсайд. Ни восемь лет назад, ни семь, ни шесть...

Тим отхлебнул бренди.

– Я знаю.

– Я слышала, что вы говорили отцу этим утром. И я не была уверена, честны ли вы с ним или просто огрызаться и возражать – это ваша ежедневная привычка. Поэтому и решилась на этот разговор, ведь не знала, благодарить мне вас или окончательно перестать верить в чудеса. Все эти годы вы выговаривали мне, что из-за меня лишились дома.

– Я изменил своё мнение.

– Так быстро? И что послужило тому причиной?

– Я увидел вас в шляпке с маками – этого мне было достаточно.

– Не понимаю.

– Вы были ангелом в ней. Таким же нежным ангелом, как и в день свадьбы с моим отцом, но тогда я был слишком мал, чтобы это понять. А ангелы не способны на коварство.

– Но вы же сказали, та шляпка мне не к лицу!

– Я врал. Только не удивляйтесь. Вы же знаете, я часто вру. Может, и сейчас тоже.

– Понять вас становится всё сложнее и сложнее.

– Вот и не пытайтесь это делать. Я и сам бросил все попытки. Вы точно не хотите выпить?

Малеста вздрогнула, потому что именно в этот момент дверь в спальню Тима дёрнулась и точно слетела бы с петель, если бы не спасительная щеколда.

– Тимоти! – Голос Джейкоба нельзя было спутать ни с одним другим.  – Тим, открой немедленно.

Томик Шекспира плюхнулся на ковёр. Это онемевшие пальцы разжались и не удержали книжку. Приложив руку к губам, чтобы с них ненароком не сорвался предательский вскрик, Малеста замотала головой, умоляя Тима ни в коем случае не подходить к двери, хотя про себя прекрасно понимала, что сделать это было нужно как можно скорее.

Тим поставил бокал на столик, схватил мачеху за локоть и толкнул к дальней стене, у которой стоял шкаф. Платяной. И на этот раз просторный и широкий.

– Внутрь! Живо!

– О, нет, – еле слышно простонала Малеста, но здравомыслие возобладало над возмущением.

Подобрав юбки и стараясь не вслушиваться в яростные удары в дверь, леди Андервуд юркнула в пристанище сорочек и фраков, начищенных, накрахмаленных и пахнущих древесной корой и ветивером, и уже через несколько секунд услышала, как лязгнул замок.

– В чём дело? Пожар? – Тим звучал грубо и... абсолютно нетрезво. Хоть Малеста его и не видела, но была абсолютно уверена, что в этот момент он покачивался из стороны в сторону, настолько пьяно он топтался почти на каждом слове и нечленораздельно мычал. – Тогда спасай свою шкуру, а я как-нибудь сам.

– Ты один? – Зато Джейкоб не удивил. Был резок, зол и подозрителен.

– А должен быть с кем-то?

– Я слышал голоса.

– А! – Тим так звонко хлопнул себя по лбу, что даже в шкафу было слышно. – Так я репетировал. Читал по ролям и на бабских репликах кривлялся, как баба.

Но Джейкобу объяснений было мало; до Малесты донеслись его шаги, широкие и столь же резкие, как слова.

– Если ты опозоришь меня в Аскоте...

– Когда же ты прекратишь твердить про этот Аскот? Ты подумал, что перед помолвкой я решил соблазнить одну из горничных? А потом бы заявил, что в силу определенных демографических обстоятельств не женюсь на мисс Пикли?

– Я просто уже не знаю, чего от тебя ожидать.

– Вот и не надо было врываться с инспекцией. Сходил бы лучше пересчитал служанок по головам и убедился, что ни одна мной не тронута.

– Но я слышал шум...

– Я же объяснил: я репетировал. Готовился к премьере. И пил.

– Тогда почему на столе два бокала? – Малеста затаила дыхание и сжалась от страха. – Ты пил с самим собой?

Вновь шум шагов, но на этот раз – Тима, и шелест книжных листов. Скорее всего, Тим поднял с пола упавшую книгу.

Догадка сработала, потому что именно в эту секунду Тим шлепнул о стол томиком и выдал:

– С Шекспиром, отец. С Шекспиром.

Перебранка отца и сына длилась долго. Но постепенно Джейкоб Андервуд остыл, успокоился и окончательно убедился, что в спальне Тима нет никого из недалёких и откровенно глупых работниц, непременно желавших выскочить замуж за состоятельного аристократа, а сам Тим пьян в стельку и не только еле-еле стоит на ногах, но и говорит с трудом. Взяв с сына слово, что перед мистером Хиггинсом тот будет трезв как стёклышко, Джейкоб вышел из комнаты в коридор, однако перед этим ещё минуты три ворчал, как его всё вымотало и уже почти довело до нервного тика.

Дверь шкафа отворилась не сразу. А когда скрипнула, то Малеста увидела Тима, в этот раз лицом измученного ровно так же, как и она сама. Протянув руку, Тим помог мачехе подняться и, убедившись, что коридор пуст и точно не таит в себе никакой опасности, тихо и устало, но в то же время с лёгкой насмешливостью в голосе, произнёс:

– Выспитесь хорошенько. Завтра нам предстоит всеми способами пытать мистера Хиггинса, а он, я думаю, прилично убит горем после всей этой неприятной истории.

– Спасибо за всё, – улыбнулась Малеста.

Тим поморщился.

– Не благодарите. Мне просто не хотелось, что гроза разверзлась над...

– ...ангелом?

– Не угадали. Над розой. Вы ведь и на неё похожи. Роскошная, безумно красивая, но страшно одинокая, роза.

Малеста отвела взгляд.

В холодном коридоре зябли плечи, но леди Андервуд не спешила уходить, как и Тим не спешил закрывать двери. Оба стояли: один, прикрыв глаза и пребывая в чуткой дремоте; другая, вглядываясь в темноту длинного холла. Но всему когда-то приходит конец, и Малеста, пожелав Тиму спокойных снов и дав слово долго не бродить по дому, а идти сразу к себе, добавила:

– Знаете, Тим, и у самых прекрасных цветов бывают шипы... 

«Убитый горем» мистер Хиггинс оказался с годами раздобревшим скрягой, с небольшой, округлой бородкой и глазами цвета чересчур водянистого чая. Развесив чёрные фраки и белоснежные сорочки в специально выделенной для примерок комнате, мистер Хиггинс не поспешил браться за работу, зато с удовольствием принялся за остывший мясной рулет, который по распоряжению Джонатана ему принесла Ева. После того как рулет был съеден, лень совсем завладела мистером Хиггинсом, но Джейкоб Андервуд появился в комнате, и хозяин лавки мужского платья тут же вскочил на ноги, а зевоту как рукой сняло. За спиной Джейкоба стоял Тим.