Не доходя до стены, Фёдор свернул к дому и подошёл к неприметной дверце, возле которой его ждали три древние старухи в чёрных одеяниях.

* * *

Это слово назначила Элизабет – Смирение.

Легенда гласила, что однажды во дворец Древних явились обожающие подданные и униженно попросили дозволения строить храмы в честь владык и повелителей, дабы молитвы и восхваления хозяевам планеты неслись из всех её уголков. Сначала Шаб хотел казнить презренных, принял Истинный Облик и затоптал то ли сотню, то ли тысячу просителей, но те продолжали преданно умолять, и Шаб развеселился, принялся брать их жён прямо на площади, на глазах почитающего народа. В ответ же слышал громкие молитвы. И глядя на безумие их верности, Элизабет повелела назвать храмы Смирением. А Шаб, несмотря на собственные наклонности, но видя неудовольствие жены, повелел служить в них только женщинам.

Таким получился закон.

Смирения стали центрами поклонения и безудержной преданности Древним, личным развлечением Шаба и объектом его бесчисленных шуток. Случалось, он устраивал в Смирениях затяжные оргии. Случалось – полностью уничтожал, наслаждаясь безропотной кровью невест. Испытывал на них новые яды и казни, отдавал солдатам… получая взамен лишь почитание и верность.

Невесты сносили всё, потому что принимали бога таким, какой он есть – Древним. В их мироздании Древние являлись и центром, и смыслом, невесты не видели Землю без хозяев, и после смерти Шаба и Элизабет делали всё, чтобы отыскать нового владыку.

Ибо таким был закон.

– Они отлично украсили заведение, – хихикнул Гаап, разглядывая главный зал Смирения. – Безликому понравится.

Древнее помещение было выложено кирпичом, причём с гораздо большим искусством, чем грандиозные Соляные подвалы – оно получилось обширным, но обходилось без поддерживающих колонн. Пол был тёмно-серым, как будто из брусчатки, а у дальней, противоположной от карлика и Ястребиного стены возвышался небольшой подиум с алтарным камнем. За камнем прятались две неприметные дверцы. А главные проходы располагались справа и слева от подиума.

Освещался зал скудно, свечами и факелами, но баалы были уверены, что полумрак не помешает задуманному.

– Вряд ли Безликий оценит сдержанную красоту Смирения, – не согласился с компаньоном Авадонна. – Ему всё равно, где устраивать первую массовую казнь.

– Пожалуй, – кивнул Ястребиный. И, оглядывая собирающихся в зале старух, поинтересовался: – Как думаешь, невесты знают, что их перебьют сразу после церемонии?

– Им плевать, – ответил карлик. – Они готовы принять от Древних что угодно.

– Идеально мотивированные сотрудники.

– Можно сказать и так.

Секретность не позволила Авадонне и Гаапу использовать помощников, и баалы явились в Смирение самолично, воспользовавшись старым потайным ходом, проведённым в храм Древних пару веков назад. Самые храбрые Первородные устроили себе тайную ложу и жадно наблюдали, что вытворял в святилище Шаб, после чего неумело повторяли самые гнусные деяния.

– Где наш агент? – осведомился Ястребиный.

– В толпе, – коротко ответил карлик.

– Каким образом она узнает, что нужно делать?

– Мы на связи. – Авадонна надел гарнитуру и едва слышно произнёс: – Бри, ты меня слышишь?

* * *

Голос заказчика прозвучал громом среди ясного неба. Разумеется, Бри помнила про спрятанную в ухе горошину гарнитуры, знала, что рано или поздно с ней выйдут на связь, но всё равно вздрогнула, услышав в голове чужой голос. Тут же склонилась в очередном поклоне, бубня в тональности молитвы, убедилась, что окружающие невесты не заметили её волнения, и прошептала:

– Всё в порядке.

И это полностью соответствовало действительности.

Хамелеон скопировала внешность убитой, облачилась в её одежду и вела себя точно так, как та должна была себя вести – заказчик выдал Бри подробнейшие инструкции. Никем не узнанная, Бри проскользнула в Смирение, заняла место среди однообразно молящихся старух и теперь ждала сигнал к началу главной фазы операции.

– Мы на позиции, – произнёс заказчик. – Я скажу, что и когда нужно будет сделать.

– Хорошо, – прошептала в ответ Бри и вновь поклонилась, идеально изобразив старческое движение.

* * *

«Кем они хотят меня сделать? Кого я увижу, выйдя из храма? Могущество… Земля станет моей собственностью… Могущество! Мне придётся казнить детей… Кем они хотят меня сделать?»

Я не хочу!

Лестница извивалась червём, заползая всё глубже и глубже в московское чрево. Начавшись обыкновенным, грубо-бетонным спуском в подвал, она вскоре превратилась в винтовой буравчик, каменный и с влажными каменными стенами. Здесь пахло сыростью, но проступающая сквозь щели вода больше напоминала слизь, и случайно прикоснувшись, Фёдор до сих пор не мог отделаться от неприятного ощущения – как-будто вляпался в сопли. Или в гной. В холодный гной, пропитавший землю вокруг Смирения. Гной, на котором способны вырасти лишь тени. Гной, готовящийся сожрать всё вокруг.

Но куда больше вонючих выделений Горелова беспокоило другое – сомнения.

«Я не хочу быть тем, кем должен стать!»

«Могущество…»

Он вздрагивал, принимая себя нового, страшась себя нового, восхищаясь собой и ненавидя. Он хотел убить раболепствующих старух, но сдерживался, чувствуя, что ему новому это понравится. Его тошнило при мысли о крови, он упивался воспоминаниями о смерти Алисы и Наины, двух невинных женщин, двух презренных самок, сумевших обратить свои никчёмные жизни в служение ему, непонятно для чего умерших…

Он до сих пор надеялся, что пребывает во сне. Или в коме. Или сошёл с ума.

Он знал, что станет великим владыкой!

Древним, повелителем планеты.

Он не понимал, не мог осознать, каково это: повелевать миром. Он знал, что этот мир станет его вторым владением.

Он путался в себе, не понимая, где он сам, а где тот, кем ему предстояло стать.

– Мы пришли, господин, – перебила его мысли старуха, с поклоном открывая дверь.

Фёдор уверенно прошёл внутрь, остановился у алтарного камня и ощерился, услышав буйные вопли собравшихся в зале невест.

* * *

– Не смей меня трогать! – взвизгнула старуха, со страхом глядя на Иннокентия.

– Почему? – искренне удивился толстяк. – Мне нужно кое-что знать, ты отказываешься говорить, поэтому я тебя не просто трону, я тебя так трону, что тебе станет очень-очень больно!

Невеста запищала.

Кросс догадывался, что времени мало, поэтому они с Порчей просто схватили торопящуюся к Смирению старуху, затолкали в фургон и приступили к допросу. Точнее, собирались приступить к очень жёсткому допросу, но справившаяся со страхом невеста неожиданно заявила: