Иногда кто-нибудь сонно и задумчиво рыгал, иногда, в простоте душевной, гулко и забористо пукал...

- О поле, поле, кто тебя усеял мёртвыми костями... - пробормотала я, и пробравшись через эти живые руины, попыталась открыть окошко, расположенное над самым тротуаром. С четвертой попытки удалось, и дым, перемешанный с запахами немытых тел, пота и прокисшего пива, начал медленно улетучиваться из помещения.

- Тут еще одна дверь, - позвала ворона. - Заглянем?

Мы вместе, упираясь ногами в пол, толкнули дубовую дверь...

Такого даже я не ожидала. Ноги приросли к полу, лицо онемело а уши сделались такими горячими, что хоть печку от них зажигай.

- Упс... - сказала ворона и испарилась. Только машинным маслом пахнуло.

А я, стоя в дверях, всё никак не могла пошевелиться. И глаз от открывшейся картины тоже оторвать не могла.

Комната была в общем-то миленькая. Небольшая, с обоями в незабудки и розочки. На стенах - плакаты про мотоциклы и симпатичные занавески в тон покрывалу на кровати. А вот на самой кровати...

Да, там определенно был Ванька. Почему-то тоже в кожаной куртке на голое брюхо, а не в любимой косоворотке - все обереги, крестики, косточки и фенечки, что он носил на шее, всё наружу.

Но проблема была не в этом. А в том, что КРОМЕ этой самой куртки, на нём ничего не было. Если не считать двух девиц, тоже в полном неглиже, которые прижимались к моему напарнику с обеих сторон...

Наверное, я всё же издала какой-то звук. Потому что Ванька заворочался, снял руки с округлых попок девушек, со вкусом потянулся и сел на кровати. Затем кулаками, как ребенок, протёр глаза и... Посмотрел на меня.

Во взгляде его медленно, как негатив в проявителе, проступило узнавание. Губы округлились, чтобы сказать моё имя... И в этот момент я не выдержала. Развернулась на каблуках, и хлопнув дверью, испарилась.

Ворона, разумеется, уже хозяйничала за барной стойкой. Негромко громыхая посудой, она что-то деловито сыпала, добавляла и перемешивала в большой кружке. Как только я подошла, она подвинула эту кружку мне.

- Что это? - от жидкости удивительно пахло свежим мёдом и ромашкой.

- Как ни странно, знаменитый вересковый мёд, - каркнула Гамаюн. - Я думала, он только в литературе бывает, а вот поди ж ты...

Я осторожно сделала маленький глоточек.

- Вкусно.

- Ему приписывают удивительные целебные свойства, - с видом заправского бармена ворона протёрла пустую кружку, а затем открыла никелированный кран, который торчал прямо из барной стойки, и в кружку хлынула золотистая пенная струя. - Поднятие настроения, боевого духа, усиления поэтических способностей, а так же... излечение хворей физических и душевных. Самое то для тебя.

- Да нет у меня никаких хворей, - фыркнула я в кружку. Напиток приятно щипал язык, а в животе разливалось уютное тепло.

- Пей-пей, - ворона опрокинула в собственную широко открытую глотку сразу литр. - Тебе это сейчас необходимо.

- Слушай, - я хотела ей объяснить: то, что я видела Ваньку в компании девиц, меня совершенно не касается. Что мы просто напарники и никаких обещаний друг другу не давали. Что та парочка поцелуев - совершенно не в счёт, и он волен выбирать, что ему вздумается...

Вместо этого я мягко улыбнулась и повалилась головой на стойку. Было так тепло и уютно лежать на твёрдой, липкой и пропахшей пивом деревяшке... Высокий табурет, правда, норовил выскочить из-под седалища, но это ничего.

На полу тоже хорошо.

Открыв глаза, я обнаружила себя в той же кровати, что давеча - Ваньку. Я её опознала по лоскутному, с узором из звёзд и мельничных колёс, покрывалу.

В душе поднялась волна возмущения, но я её задавила. Нет. Ни за что. Никто не должен видеть, как мне плохо.

Рядом, на табуретке, сидел Ванька. Слава богу, в штанах и даже обутый. Увидев, что я проснулась, он встрепенулся.

- Ты зачем подстриглась?

Вот так, значит. Лучшая защита - это нападение, да?

Впрочем, было видно, что Ваньке жутко неудобно. Ну да я здесь ни при чём. Не меня же застали голую. С девками.

- И тебе не хворать, - я села и потянулась. - Долго я спала?

- Часов восемь.

- Чёрт.

Я поспешно выкарабкалась из постели - слава богу, и джинсы, и майка и куртка были на мне. Берцы аккуратно стояли на коврике, рядом с кроватью.

- Гамаюн тебе медовухи налила. А с усталости, да на голодный желудок...

- Ничего, всё в порядке.

Ничего не в порядке! Столько времени потеряли - что я товарищу Седому скажу? И главное, чем я теперь отличаюсь от Ваньки?..

- Маш... Не хочешь объяснить, как ты здесь оказалась?

А ты мне не хочешь объяснить, как оказался в постели с двумя красотками?

- Разве Гамаюн тебя еще не просветила?

- Да она тоже спит. Выдула бочонок эля, закусила пудом жареных крендельков и дрыхнет без задних лапок.

- Нас Товарищ Седой послал. Потому что ты пропал.

- А Лумумба им не мог сказать, куда я пошел?

- Базиль тоже на связь не выходил. Магистры забеспокоились, что у вас случилось что-то серьёзное, и послали...

- Вас с Гамаюн? Как самых крутых, что ли?

Вот тут мне сделалось больно. Будто лицом, со всего маху, саданули об стену.

- Может, и не самых, - сказала я, едва разлепляя губы. - Но Товарищ Седой сказал, что только я смогу тебя найти. И ведь получилось, верно?

Хоть ты, Ванечка, получается, этому совсем не рад...

- Слушай, ну извини, - напарник, как всегда в моменты душевного волнения, пошел красными пятнами. - Я же не думал, что каких-то пять-шесть часов окажутся столь критичными.

Магистр сказал, что Ваньки нет уже несколько дней. Да мы с Гамаюн проплутали по Нави суток двое...

- Неделю не хочешь? - спросила я, шнуруя берцы. Это давало возможность не смотреть на Ваньку. Правда, опущенная вниз голова гудела так, будто по ней бухали молотом... - Тебя нет в природе уже неделю. Между Лондоном и Москвой отношения натянулись, как сопли на морозе. А ты...

- Маша!

- Тамбовский волк тебе Маша! - меня прорвало. - Мы с Гамаюн двое суток не спали. Пешком. По Нави... Да она крыло сломала из-за тебя!.. А ты...

- Маша, я не виноват.

- Ой, правда? Наверное, тебя заставили. Ну да, точно. Пей, говорят, Ванюша, а то жизни лишим.

- Ну... честно говоря, почти так всё и было.

Закатив глаза, я протопала мимо него и распахнула дверь.

Упс... - как говорит наша вещая птичка. Зал был полон вполне себе бодрствующих мужиков. А так же девиц - к счастью, вполне себе одетых.