А так по Италии поездила прилично, все тянуло и тянуло туда: то вдруг приспичило проехать на машине от Венеции до Генуи, пересечь страну с востока на запад в самой широкой ее верхней части, подробно так проехать, через весь север, Верону, мелкие милые городишки, модный Милан и знаменитые озера, то вокруг по Сардинии покататься с заездом во все приморские деревеньки, то Рим отдельной строкой изучить, пешком, тщательно, с рюкзаком. А один Новый год решили отметить в центре сапожка, в Тоскане, заодно и немного попутешествовать. Проехали через Центральный римский вокзал, постояли у огромной настоящей елки, на ней – письма, вернее, заявки с пожеланиями. Правильно, что у вокзала, ведь Дед Мороз должен по идее приехать на поезде, выйти на площадь и увидеть сразу именно то, зачем так долго ехал – елку. Подойдет к ней в своих праздничных уггах, стукнет оземь посохом со стразами Сваровски, и все исполнится! А письма отовсюду, со всего света! «Дорогой дедушка Мороз, пришли нам новую «феррари», можно самую дешевую! Верим в чудо!» И адрес для доставки куда-нибудь в Поркиано.

Ну вот, отправились мы для начала на поезде-электричке в один старинный маленький городок недалеко от слишком распиаренной Пизы, под названием Лукка.

Дождь, туманная дымка, серо, влажно.

На вокзале свой набор услуг – черные, продающие зонтики, цыгане, которые учат, так правильно тыкать в кнопки билетного автомата и ждут за обучение еврик, орущие дети, мешающие им это делать. В сторонке от всех – бабушка-певунья, вся в себе, но оживающая при появлении любого поезда. Грустное зрелище.

Бабушка и бабушка, нонна, с единственным гордым зубом во впалом рту, но свежепокрашенная басмой и прилично одетая, постоянно поправляющая блестящий голубой шарфик. Никто б ее и не приметил. Но она выделяется из толпы своим громогласным певческим голосом. Может, какая бывшая оперная певица, может, самодеятельная из местного старческого ансамбля, но придумала себе в какой-то параллельной жизни такую обязанность – приходить утром на вокзал и громко, в песне, объявлять прибытие поездов. Хорошо вытягивает ноты, крепко, вполне профессионально. Поет и мельтешит руками, стараясь извлечь из себя нужную ноту. Поет громко, на весь вокзалушко, вызывая улыбки и удивленные взгляды. Вдруг после очередной арии нараспев объявляет: «Пооооезд на Виареджооооо! Этоооо пооооезд на Виареееееджооооо…»

Встает, берет свою объемную сетку с апельсинами, длинную палку от швабры и идет на перрон встречать его, опустив голову с индюшачьей шеей, как старая собака из какого-то фильма, давно потерявшая хозяина…

Жуткое зрелище…

Она встретила песнями несколько поездов, пока мы ждали нашего. Невидяще смотрела куда-то внутрь себя, выходя под дождь прямо к вагонам со своими апельсинами, опереточно пела во весь голос, постукивая огромной палкой от швабры.

– Поооезд во Флоренциюююю…

Подходили новые пассажиры, снимали умалишенную на видео, смеялись.

Вернулись обратно через несколько часов. Те же черные с букетами зонтов, две цветастые пышные цыганки и несколько разбросанных по перрону апельсинов.

Всё.

Было у нас с сыном какое-то время назад кафе. Продержалось пару лет, проскрипело, пропыхтело, но не выдержало. То налоги какие-то новые, невиданные, волшебные – не дышать-не выжить, то перерытая до невозможности бедная Москва и милая сердцу плитка, закрывшая на годы все пути и подходы к еде, пыль столбом, дым коромыслом, короче, никак, задушили.

В огромные сетевые рестораны не хожу никогда, ни в Москве, ни в путешествиях. Не люблю ширпотреб, уважаю авторство во всем. И тут, в Тоскане, в маленьком городке зашли наугад в махонькую кафешку на 7 столиков, которую много десятков лет держит настоящая итальянская семья со всеми вытекающими.

Шум, крик, темперамент, говорящие широкие жесты, пар до потолка, лязг кастрюль, хохот, разбитая тарелка, снова хохот. Человек в семье много – папа на пицце, мама на разносе и у плиты, два сына-подростка, гортанно приглашающие зайти на огонек и помогающие выдавать заказы, сеструха папы – официантка и, наконец, баушка, уже довольно скрюченная и скрипучая, но сурьезная и лихо шурующая у плиты. Само кафе с открытой кухней – всего метров 30 квадратных, меню большое для такой семьи, все, что угодно, вкусно, сытно и без проблем, справляются. Поподглядывала, как ловко и с какой любовью они ладно сообща орудуют, порадовалась. Бабулька занимается только пастой: тесто, соусы – это к ней. Когда блюдо готово, официантка, то есть ее дочка, торжественно забирает тарелку и звонко чмокает бабулю в лоб.

– Мамма мия, как шикарно пахнет! Ты ж моя красавица! Может, сами съедим? Прям отдавать жалко! – и они громко смеются, похрюкивая.

А паста на самом деле чудесная, та самая домашняя, о которой и мечталось, когда сюда ехали.

Так я не о пасте, а о наших российских возможностях. Вроде, они есть, вернее, их видимость, а на самом деле все очень сложно.

Я самый средний класс, я пытаюсь сама зарабатывать, ни на кого не рассчитывая, исправно плачу налоги. Я та самая песчинка, на которой стоит экономика. Очень примитивно, но разве не так? Так зачем же эту песчинку выбивать из основы? В год, когда наше кафе приказало долго жить, закрылась половина всех существующих кафе в Москве. ПОЛОВИНА! И все это случилось задолго до пандемии! И дело, как я понимаю, не только в кризисе, просто никому совершенно не интересна судьба человечков-песчинок.

И вот передо мной эта милейшая бабуля у плиты в итальянской глубинке. Аренда их кафе – три-четыре дня работы, потом неделя – отрабатываются зарплаты, еще денек – на закупку еды плюс налоги. И всё, получай прибыль! Вкладывай, развивайся, никто не душит! Снова примитивно, но именно в этом суть и простой расчет.

Порадовалась я за эту милую итальянскую семью, за детей их и внуков.

Просто порадовалась. И всё тут. И еще рецепт их славных мини-пирожков из фило слямзила.

Фило – это самое тонкое пресное вытяжное тесто, которое раскатывают почти прозрачными пластами, дома его делать ни к чему, оно продается в магазинах. Его как-то мало у нас используют, а зря – оно легкое, не очень калорийное, прекрасно румянится и красиво ложится. А как мило хрустит! Поскольку пресное, с ним можно делать всякое, и соленое, и сладкое, но вот конкретные бабушкины пирожульки.

Для начинки берем рикотту с пармезаном. Рикотту для консистенции, пармезан – для характера. Сыры натираем на крупной терке, добавляем сырое яйцо для связки. Отдельно на сковородке притушиваем раздавленный чеснок на сливмасле, щепотку цедры и зелень – шпинат, петрушку, базилик и мяту, недолго, пока не размягчеет. Перемешиваем с сырами, присыпаем любимыми пряностями, это и есть начинка. С фило поступаем, как в инструкции – промасливаем слои (по 3 листа), закладываем начинку и закручиваем верхушку. Верхушку смазываем маслом. И в печь! Сами поймете, как готово – будет румяно и вкуснопахнуще!

Шляемся по Флоренции, люблю я ее. Куда ни глянь – тут Микеланджело жил, там Леонардо проходил, а здесь вообще сам Галилей шустрил в эпоху местного средневековья. Везде следы величайших, повсюду гении, словно не в город попала, а в энциклопедию. Ну и разглядываем, конечно же, флорентийские витрины – они прямо как в музее, разнообразие и красота независимо от того, что там продают. Вот парное мясо, например, во всей своей свежести и Т-боновской красе – тыкай пальцем в понравившееся и жди положенные минуты, пока завернут! А вот подвесная колбасная витрина – над головой не просто окороки, а громадные копченые туши, даже страшно, что сорвутся и прибьют! Зато заааапаааах…. У каждого ресторана – открытая витрина из сезонных продуктов: в тот раз это были букеты артишоков и развалы грибов. На витринах ювелирных красиво всё! Ну, почти всё. Здесь, в Италии, замечательные резчики по кораллу, ракушкам, бирюзе, серебряные мастера шикарные, лучшие в мире дизайнеры, думаю. В общем, что ни витрина, то песня и произведение искусств! Ну а про тряпки и говорить нечего.