но он кажется жутко тихим после оглушительного шума, звучавшего минуту назад. Я откидываю назад свои длинные волосы, сжимая руки под грудью. Я знаю, что это творит чудеса в сочетании с моей одеждой — нарядом из кожаных ремней, который вряд ли заслуживает называться одеждой. Греху доводилось делать то же самое со своими грудными мышцами, чтобы свести зрителей с ума. Странно, но от этой мысли мне хочется разразиться хохотом. Держи себя в руках, Олина.

— Что это? — спрашиваю я у толпы, стоящей ближе всех к зачинщикам.

Выражение моего лица холодное. Я пристально смотрю на окружающих. Человек справа от меня, тот, что бросает камни через стену, должен быть одним из людей Блейна. Я не обращаюсь к нему напрямую. Это было бы признанием того, что у него есть власть. А я хочу, чтобы эта власть была только у меня.

Он всё равно отвечает. Наживка проглочена.

— А ты что думаешь, тупая сука, — рычит он справа от меня.

Ближайшие к нам люди отшатываются назад, а я медленно поворачиваюсь и смотрю на громадного лысеющего мужчину с румяными щеками.

После короткой паузы я снова задаю свой вопрос. В этот раз с участием моей ноги, давящей на его горло.

— Мы восстаём, — задыхается он. — Достала нищета, достало быть голодными, достало…

Я надавливаю, затем немного ослабляю давление, когда его губы приобретают синий оттенок. Судя по ропоту вокруг меня, остальные присутствующие согласны. Я даже не могу их винить.

— Может, тебе больше нравится жить в мире огня, — шучу я.

Сгорбленные люди, сидящие ближе всего ко мне, громко смеются от напряжения. Краем глаза я наблюдаю за заложниками. Они шепчутся друг с другом. Надеюсь, они не попытаются сделать какую-нибудь глупость.

Четверо других мужчин выступают вперёд. Я улыбаюсь им, искренне радуясь, что они пришли ко мне, а не мне пришлось их искать. Но, конечно, их больше. Человек под моей ногой перестает двигаться, и я убираю ногу. Он должен быть ещё жив.

— Привет, мальчики, — говорю я.

Эти мужчины упустили свою изрядную долю привлекательной внешности. Однако именно исходящая от них угроза заставляет их казаться почти такими же уродливыми, как Блейн.

— Кто ты? — грубым тоном спрашивает самый здоровый.

Я смеюсь, обнимая за шею коренастого мужчину, который стоит рядом со мной, не обращая внимания на запах крови животных. Надеюсь, он мясник. Мужчина, которого я небрежно обнимаю, смеётся вместе со мной, как и те, кто смотрит. Я работаю с толпой и благодарю Алзону и Осколка за то, что они подтолкнули меня к экспериментам в ямах.

— Это Мороз, идиот, — бормочет пожилой мужчина.

Один из четверых поворачивается к старшему мужчине и наносит жестокий удар. Хрупкий мужчина падает на землю.

Я не вижу этого, но чувствую. Толпа ополчается против людей Блейна. Не физически. Пока нет. Но они только что сделали ставку на меня. Головорез достаточно умен, чтобы почувствовать перемену. Он неловко перемещается, пока все смотрят на старика на холодной земле, а затем фиксирует на нём пустой взгляд. Круг сжимается вокруг нас.

— Вы слушаете этих ребят? — спрашиваю я у толпы.

Не может быть, чтобы пять человек начали это. Но никто больше не вступает в игру.

— Вон тот стучал в двери, призывал нас пойти, — говорит прачка.

Она показывает пальцем, и окружающая её толпа смыкается вокруг, когда один из головорезов Блейна делает угрожающий шаг к ней. Я тоже встаю между ними, злобно ухмыляясь этому человеку. Народ задерживает дыхание. Глаза мужчины бегло проходят по сторонам, оценивая ситуацию.

— Умный малый.

Я хвалю его, когда он, спотыкаясь, уходит. Обхожу их группу из четырёх человек и мужчину без сознания на земле, смотрю на людей вокруг меня.

— У этих людей свои планы.

Мои слова звучат в тишине. Я жду, пока Брумы обсудят такую возможность. У Рона должно было быть достаточно времени, чтобы передать моё послание королю. Давай, Джован. Даже после прошлой ночи я не сомневаюсь, что он придёт мне на помощь.

— Иди и освободи заложников, — приказываю я мяснику, находящемуся рядом со мной.

Он берёт кинжал, который я протягиваю ему, и подходит к испуганным членам Внутреннего Кольца. Заложники съёживаются, пока он перепиливает их путы.

Я поворачиваюсь к четверым стоящим мужчинам. В конце концов, пятый возможно мёртв.

— Думаю, вам пора идти.

Я отмечаю черты каждого из зачинщиков, а они тем временем отступают обратно в толпу, понимая, что проиграли. Толпа препятствует их продвижению, сбиваясь в кучу. Я сужаю глаза, наблюдая за этим действием. Ставлю десять золотых, что они делали это со мной специально. Мне всегда было интересно, как Осколок так легко передвигается через двор.

Мальчика толкают вперёд его друзья. Он глотает воздух, глядя на меня.

— Но мы голодны, — говорит он.

Он не старше Оберона и Очаве, моих братьев-близнецов. Моё лицо смягчается, когда я наклоняюсь к нему.

— Я знаю, — торжественно говорю я.

Джован, где ты? Они выжидающе поворачиваются ко мне, рассчитывая, что я решу их проблемы. Я открываю рот, чтобы обратиться к ним, чтобы потянуть время, но стон перехватывает слова в моём горле. Я вздыхаю с облегчением, когда вижу, как над пятью неровными рядами немытых Брум между мной и замком поднимается решетка. Я подхожу к воротам.

Джован стоит там, за ним стоит значительная часть его армии.

Шлюхи и головорезы вокруг меня шарахаются назад. Призывать к драке и на самом деле драться — две разные вещи, особенно когда напряжение в значительной степени рассеялось. Пятеро освобожденных заложников тащатся к своему Королю, который их игнорирует. Мясник и мой любимый кинжал исчезли. Чёртов вор.

Я делаю лицо безучастным, а Джован обращается к массам.

— Я услышал ваши мольбы, — взывает он.

Каким-то образом его голос разносится над собравшейся толпой. При слове «мольбы» раздаётся шипение, но я поздравляю его с тем, что он взял толпу под контроль. Слово «требования» придало бы им слишком много силы.

— Мне не по нраву обнаруживать это небольшое собрание у своих дверей, — говорит он, встречаясь взглядом с группой хмурых мужчин.

Хмурые взгляды тут же исчезают. Один только его голос способен разрезать лёд. Добавьте к этому крупную, мускулистую фигуру со смертоносным взглядом, и вы получите Короля Гласиума. Я наблюдаю за бедняками. Они уже проиграли, но им ещё предстоит решить, рады ли они этому.

— Хотя, возможно, у вас нет другого способа озвучить свои просьбы. Должен сказать, что я удивлён вашей тактикой, — он смотрит на старика, всё ещё лежащего на земле. — Это обычная для вас практика бить пожилых людей?

Я почти улыбаюсь ему.