– Но…

– Еще заметьте одно обстоятельство. «Кубанским огнем» сожгли две скважины: Бакинско-Черноморского товарищества и Лианозовых. Обе считались очень перспективными. И обе после пожара перешли в руки англичан. Я узнал от Юшкина: Лианозовы тоже отступились.

Последний аргумент окончательно убедил Лыкова, что его собеседник прав.

Допрос арестанта Деликатного из-за Пасхи пришлось отложить на сутки. Питерцы отстояли всенощную в войсковом храме, потом разговлялись, отдыхали и даже не поехали на Посполитакинскую. Лишь 11 апреля Лыков с Проданом отправились в тюрьму.

Иван Деликатный внешне соответствовал своей фамилии. Молодой человек с длинными, как у парижского художника, волосами, с добрым, чуть бараньим взглядом и приятным овалом лица. Речь тихая, почтительная. Содержание в камере, видимо, сделало сидельца сговорчивее. Он готовился к ответу на вопросы насчет прокламаций. Но явились двое строгих мужчин, один в партикулярном платье, другой в мундире с капитанскими погонами. И заговорили они вовсе не о социал-демократической ячейке.

– Расскажите нам о ваших проделках с пламенеметом, – сурово начал статский советник.

Деликатный чуть не свалился со стула:

– Что?

– Будет вам, Иван Макарович. Нам многое известно. Например, о том, как второго сентября тысяча девятьсот девятого года с помощью зажигательных бомб системы Рябоконя вы зажгли скважину номер один в юрте станицы Ширванской. Еще о вашей поездке в Болгарию рассажите.

Арестант хватанул ртом воздух и закачался взад-вперед, как припадочный.

– Ну-ну, без спектаклей, – остановил его Продан еще более суровым тоном. – Иначе сразу в карцер. Желаете?

– Н-нет.

– Тогда говорите быстро, и лучше правду.

– А вы кто? Не жандармы?

Лыков показал парню свой полицейский билет. Тот прочитал должность – чиновник особых поручений при министре внутренних дел – и стал на глазах бледнеть. Сыщик понял, что результат будет. Он положил на стол открытый лист:

– Видите про Высочайшее поручение?

– Да.

– Это ваш приговор. Если не поможете следствию, сгниете на каторге.

– За что?

– Да уж не за дюжину листовок, с которыми вас поймали. А за диверсию.

Арестант опять закачался:

– Ничего не понимаю, объясните, ради бога! Какая диверсия? При чем тут я?

– Вам знаком разбойник Прокопий Шкуропат по прозвищу Варивода?

Деликатный сразу сознался:

– Знаком.

– Расскажите подробнее.

– Шкуропат хоть и уголовный, но в душе анархист-революционер… – начал было отставной студент.

Тут сыщик треснул кулаком по столу и прорычал:

– Шкуропат – жестокий убийца! Он лично казнит маленьких детей!

– Виноват, – растерялся студиозус, – я не знал…

Но Лыков уже взял себя в руки и продолжил спокойным голосом:

– Расскажите, когда и при каких обстоятельствах вы познакомились.

– Нас свел Остриков. Павел Вячеславович, второй ассистент Луки Степановича. Это случилось… дай бог памяти… в начале сентября прошлого года.

– Зачем Остриков привел разбойника? Вы же понимали тогда, кто он?

Деликатный нервно повел плечами:

– Кто такой Варивода, видно с первого взгляда.

– С какой целью вы встретились?

– Лука Степанович задержался в Петербурге и пропал. Хотел приехать в Екатеринодар еще в июле… Нет и нет. Я начал беспокоиться. Все же наша поездка на Балканы… раз уж вы спросили… и то, что мы там сделали… в общем, противозаконны. Я испугался, что власти узнали и у нас будут неприятности.

– И?

– И стал искать, как обратить свои знания в деньги, получить хоть что-нибудь и уехать. Чтобы обо мне забыли.

Тут в разговор вмешался Продан. Он поднялся, навис над Деликатным и грозно спросил:

– Что вы сделали с Лукой Степановичем Рябоконем?

– Я же сказал: он отделился от нас. Поехал в Петербург, а мы с Остриковым остались.

– Не лгите. Статский советник Лыков ведет это дело по Высочайшему повелению. Я, капитан Продан, являюсь офицером военной контрразведки. Командирован сюда по приказу военного министра Сухомлинова. Все ваши деяния будут вскрыты, а виновные – наказаны. Вам лучше начать говорить правду, прямо сейчас.

– Но я и сказал правду!

Капитан зло сверкнул глазами:

– Опять?! В карцер на хлеб и воду, пока не заговоришь!

Минута прошла в напряженном молчании. Потом капитан продолжил немного мягче:

– Я вам помогу. Кто убил Рябоконя? Остриков со Шкуропатом?

– Да…

В комнате повисла тишина. Наконец они доискались правды… Ай да Продан!

Капитан сделал паузу и продолжил:

– Где и когда?

– В хуторе Романовском. Там у Шкуропата притон. После Болгарии Лука Степанович имел при себе больше десяти тысяч наличности. И готовый пламенемет, который их очень интересовал.

– Кого «их»?

– Вариводу и того, кто стоял за ним.

– Вы имеет в виду Асьминкина? – уточнил Лыков.

– Точно так.

– А бомбы?

– Этих осталось много, еще до поездки Рябоконь нафабриковал их несколько дюжин. Гранаты, осколочные бомбы и самые трудные в изготовлении – зажигательные.

– То есть, – подхватил Продан, – изобретатель стал не нужен.

Бывший студент сказал, оправдываясь:

– Рябоконь вдохновился испытаниями в боевых условиях и решил еще раз предложить идею правительству. А мы уже передумали.

Капитан продолжил:

– У него имелись готовое оружие, запас снарядов к нему и сумма денег, которой вам хотелось завладеть. Так?

Деликатный молча кивнул. Алексей Николаевич уже догадался, что к чему, и поднажал:

– Чья была идея избавиться от автора изобретения? Говорите, все равно мы их поймаем и узнаем правду.

– Моя… – спасовал студент, зажмурившись.

– Вы придумали план, а им предложили его осуществить, – констатировал сыщик. – Значит, тогда вы были все вместе? Рябоконь ни в какой Петербург не уезжал?

– Да. В октябре тысяча девятьсот девятого года мы из Болгарии вернулись обратно в Россию и поселились в Романовском хуторе. Где прожили всю зиму, весну и часть лета. Рябоконь улучшал свой образец, на Балканах вскрылись некоторые недостатки, нужно было их устранить. И сделать еще несколько экземпляров на заказ. К осени все было готово. И мы решили, что пора…