— Так, Майкл, — спросила мама Клэр, съедая ложкучили, — чем вы занимаетесь?

«Бродит по дому, в котором умер», — подумала Клэр иприкусила губу. Она поспешно глотнула колу.

— Я музыкант, — ответил Майкл.

— Ох, правда? — она просияла. — На чем выиграете? Обожаю классическую музыку!

Теперь даже Майкл выглядел смущенно. Шейн закашлялся всалфетку и огромными глотками прикончил колу, чтобы утопить икающий смех.

— На фортепиано и гитаре, — сказал он. — Но восновном на гитаре. Акустической и электро.

— Хммм, — сказал папа Клэр. — И насколько тыхорош?

Плечи Шейна затряслись.

— Не знаю, — ответил Майкл. — Я над этимупорно работаю.

— Он очень хорош! — с горящими глазами подскочилаЕва. — Честно, Майкл, прекрати скромничать. Ты великолепен. Просто вопросвремени, но ты обязательно сделаешь что-то грандиозное. И ты это знаешь!

Майкл выглядел… пустым. Отсутствующим. Никаких эмоций. «Этослишком хорошо спрятанная боль», — подумала Клэр.

— Когда-нибудь, — сказал он и пожалплечами. — Эй, Шейн, спасибо за обед. Было вкусно.

— Да, — поддакнула Ева. — Неплохо.

— Остро, — сказал папа, как будто это былонедостатком. Клэр отлично знала, что обычно он добавлял соус Табаско к половиневсего, что ел. — Ничего если я попрошу добавки?

Ева подпрыгнула как чертик из табакерки.

— Я принесу! — Но папа сидел на ближайшем к кухнеконце стола, и он уже сам встал и отправился туда.

Майкл и Шейн обменялись взглядами. Клэр нахмурилась, пытаясьпонять, что их так встревожило.

Они сидели молча, и слушали как дверца холодильникаоткрылась, бутылки звякнули, а затем холодильник закрылся. Папа вернулся спокрытой инеем кока-колой в одной руке. В другой руке он держал пиво. Онпоставил его в центр стола и сверкнул взглядом на Майкла.

— Не хочешь объяснить, почему в доме, где проживаетшестнадцатилетняя девушка, в холодильнике стоит пиво? — спросил он. —Не говоря уж о том, что ни один из вас не достаточно взрослый для того, чтобыего пить!

Вот и все. «Иногда, — подумала Клэр, — ты простоне можешь победить».

Ей дали два дня, и то только потому, что папа согласилсяподождать оформления всех документов. Майкл старался как мог, но ангельскипримерный вид и полная искренность на сей раз не сработали. В какой-то моментШейн прекратил забавляться и начал кричать. Ева ушла в свою комнату.

Клэр плакала. Много. Яростно.

Она была так сердита, что ее почти не волновало, чтородители собираются ехать из Морганвилля в темноте, не подозревая об опасностии без защиты. Майкл остановил их тем, что рассказал им о банде угонщиков,крадущих джипы. Это было лучшим из того, что они могли сделать, и во всякомслучае, большим, чем хотела бы Клэр.

Папа смотрел на нее с разочарованием.

Она никогда, никогда не разочаровывала их, и это абсолютновыводило ее из себя, потому что она этого нисколечко не заслуживала.

Майкл и Шейн постояли на входе, наблюдая как ее родителиспешат в темноте сесть в свой автомобиль. Шейн, заметила она, держал большой самодельныйкрест, готовый прийти на выручку, несмотря на то, что он взбесился как черт.Помощь не понадобилась. Папа с мамой сели в свой джип и поехали прочь, в тихуюночь Морганвилля, а Майкл закрыл и запер дверь и повернулся к Клэр.

— Прости, — сказал он. — Возможно, это и клучшему.

— Думаешь? — Ее глаза распухли, их жгло, она всятряслась от злости. — Я не уеду! Ни за что!

— Клэр. — Майкл подошел и положил руки ей наплечи. — Пока тебе нет восемнадцати, ты не имеешь права голоса, ясно? Язнаю, тебе почти семнадцать, ты умнее девяноста процентов людей в мире…

— И на сто процентов умнее всех в этом доме, —добавил Шейн.

— …но это не имеет значения. Все будет, но не прямосейчас. Сейчас тебе нужно делать то, что тебе говорят. Если ты решишь боротьсяеще и с родителями, это будет ужасно. И мы не можем позволить себе это, Клэр. Яне могу позволить себе это. Ты понимаешь?

Он посмотрел ей в глаза, и она вынуждена была кивнуть.

— Прости.

— Поверь мне, прятаться — не тот способ, который бы явыбрал, но, по крайней мере, ты покинешь Морганвилль. Ты будешь в безопасности.

Он обнял ее. Она почувствовала, как ее дыхание на секундупресеклось, а затем он ушел.

Она посмотрела на Шейна.

— Ну, я с тобой обниматься не буду, — сказал он.

Шейн стоял рядом с Клэр, так близко, что ей приходилосьвытягивать шею, чтобы взглянуть в его глаза. В течение нескольких секунд,показавшихся необыкновенно долгими, они стояли молча. Он просто смотрел на нее.Она слышала, как Ева разговаривает в гостиной с Майклом, но здесь в прихожейбыло очень тихо. Она слышала учащенное биение своего сердца, и гадала, может лион тоже его расслышать.

— Клэр… — наконец сказал он.

— Знаю, — сказала она. — Мне шестнадцать.Слышала уже.

Он обвил ее руками. Не совсем так, как Майкл — она не знала,в чем разница, но это было иначе. Это было не объятием, это было чем-то гораздоболее близким.

Он не прижимал ее к себе, вот в чем дело. И она со вздохомприльнула к нему, прижавшись щекой к его груди, почти мурлыча от облегчения. Онположил свой подбородок поверх ее макушки. Она чувствовала себя такой маленькойрядом с ним, но это было хорошо. Это не заставляло ее чувствовать себя слабой.

— Я буду скучать по тебе, — шепнул он, и онаотстранилась, чтобы снова посмотреть на него.

— Правда?

— Да.

Потом ей показалось, что он собирается ее поцеловать, но тутвдруг Ева позвала: «Шейн!» и он вздрогнул и отпрянул, снова став прежнимсамоуверенным Шейном:

— Ты делаешь все вокруг таким волнующим.

Он припустил по коридору, а она почувствовала взрыв чистойярости.

Парни. Ну почему они всегда такие тупые?

Ночь жила своей обычной жизнью — медленно передвигаласьскрипучими звуками наверху, шуршала ветром за окном, двигала ветки. Клэр немогла заснуть. Она не могла привыкнуть к мысли, что в этой комнате, этойпрекрасной комнате она останется всего на две ночи и потом ее увезут, униженнуюи побежденную, домой. Родители ни за что не отпустят ее теперь. Ей придетсяждать год-полтора, чтобы снова подать документы, а это значит, что придетсяначинать все с начала.

По крайней мере, теперь не имеет значения, что онапропустила занятия, подумала она, и врезала по подушке, чтобы придать ей болееудобную форму. Несколько раз.