– Да хоть вообще никогда не развязывайте, мне наплевать, – сказал он. – Но твоих представлений о шутках я не разделяю.

– Я бы на вашем месте покончил с этим связываньем до того, как сюда войдет ваша мама, – посоветовал доктор. – Совершенно не надо сейчас ее лишний раз беспокоить.

– Учти, я тебе не давал никаких обещаний больше не говорить про раны, – сварливо отметил Питер, когда сестры стали его развязывать.

– Я очень теперь жалею, что так поступила, Пит, – склонилась к его лицу Бобби, борясь с непокорным узлом под кушеткой. – Но если бы ты только знал, как мне стало нехорошо от твоих разговоров.

– Тебе бы еще неплохо узнать, как мне стало нехорошо от тебя, – резко сбросив с себя веревку, поднялся на ноги брат.

– Я вообще-то сюда заглянул спросить, не сходит ли кто-то из вас со мной ко мне в кабинет, – снова вмешался в их дружескую беседу доктор. – Вашей маме понадобятся для ухода за Джимом кое-какие средства, а своего человека, который вам мог бы их принести, я сегодня отпустил. Питер, проводишь меня?

Не удостоив сестер ни словом, ни взглядом, Питер оставил гостиную. Они вместе с доктором сквозь калитку покинули поле, на котором стоял их дом, и двинулись по дороге.

– Разрешите мне понести вашу сумку? – вызвался Питер. – О-о, какая тяжелая, – изумился он, едва доктор вручил ему свой саквояж. – Что у вас там такое?

– Скальпели, ланцеты и еще разные инструменты, которыми я приношу людям боль, – усмехнулся тот. – И еще бутылка с эфиром. Мне пришлось ему дать эфир, чтобы он смог вынести эту жуткую боль.

Питер выслушал его молча.

– А теперь расскажи, каким образом вам удалось его обнаружить? – поинтересовался доктор.

И сперва Питер рассказывал доктору про туннель, а потом доктор начал рассказывать Питеру о разных отважных спасениях, и это были потрясающе героические истории из жизни мужественных людей. Впрочем, Питер давно уже знал, что разговаривать с доктором Форрестом всегда интересно.

А когда они наконец вошли в кабинет, Питер не упустил шанса все как следует там разглядеть. Большие весы, на которых взвешивали пациентов, настольные весы для лекарств, микроскоп, мерные стаканчики и еще множество прочих врачебных приспособлений. Собрав то, что требовалось для лечения Джима, доктор сказал:

– Я все же считаю нужным поговорить с тобой.

«Ну, поехали», – пронеслось в голове у Питера, который, в общем-то, удивлялся, что доктор так долго молчал по поводу его поведения в гостиной.

– Я прибегну, если так можно выразиться, к научным сравнениям из мира природы, – продолжил доктор.

– Да, – принялся Питер ковырять пальцем окаменевшего моллюска, которого доктор Форрест использовал в качестве пресс-папье.

– Видишь ли, мальчики и девочки – это как бы маленькие мужчины и женщины, и мы, мужчины, гораздо крепче и выносливее, чем они, – веско проговорил доктор, и Питеру крайне польстили слова «мы, мужчины», на что, по-видимому, и рассчитывал его собеседник. – Да, мы гораздо сильнее, поэтому можем спокойно перенести многое из того, от чего им становится больно. Вот ты ведь знаешь, что девочек бить нельзя.

– Ясное дело, нельзя, – даже в мыслях не допускал Питер такую возможность.

– Даже если они твои собственные сестры, – счел своим долгом уточнить доктор. – Это из-за того, что девочки – существа гораздо более хрупкие и слабые, чем мы. Они созданы таковыми, иначе это было бы плохо для младенцев. Вот почему все животные-папы столь нежно относятся к животным-мамам и, знаешь ли, никогда с ними не дерутся.

– Знаю, – с большим интересом все это выслушав, подтвердил Питер. – Вот, например, два самца-кролика могут до посинения драться между собой хоть весь день, если вы им, конечно, позволите, но никогда не тронут самку.

– О том и речь, – очень понравилось доктору Форресту, что его речь доходит до собеседника. – Даже дикие и опасные звери, вроде львов и слонов, очень нежно относятся к своим женским особям. И мы, люди, должны поступать точно так же.

– Понятно, – кивнул Питер.

– И сердца у них тоже гораздо нежнее наших, – углублялся все больше в проблему доктор. – То, на что мы порой и внимания даже не обратим, может их потрясти и расстроить. Поэтому нам и руки нельзя распускать, и в словах мы должны соблюдать осторожность. Но в то же время женщины могут, когда понадобится, проявить большую отвагу. Вот, например, ваша Бобби. Представляешь себе, каково ей пришлось, когда она в темном туннеле сидела с Джимом и ждала, пока подоспеет помощь. Не странно ли? Чем чувствительнее и мягче женщина, тем лучше она проявляет себя в критических ситуациях, совершая порой почти невозможное. Я знаю таких отважных и мужественных особ. И одна из них – твоя мама, – завершил свое наставление доктор.

– Понятно, – заверил его снова Питер.

– Ну, раз так, тогда все, – с чувством выполненного долга проговорил доктор Форрест. – А позволил я себе это тебе сказать, потому что все мы сперва от кого-нибудь что-нибудь узнаем, а потом уже знаем сами. Надеюсь, тебе действительно теперь ясно, что я имел в виду?

– Да, – коротко подтвердил Питер. – И мне очень жаль. Вот.

– Ну, конечно же, тебе жаль. Нам всегда становится очень жаль, после того как мы осознаем свои ошибки. Людям необходимо знать неопровержимые научные факты, – остался очень доволен воздействием своего подхода доктор. – Ну, а теперь до свидания.

Они от души пожали друг другу руки, и Питер вернулся домой, где был встречен исполненными подозрительности взглядами обеих сестер.

– Мир, – объявил им немедленно он, опуская на стол корзину с медикаментами. – У нас с доктором Форрестом состоялась содержательная научная беседа. Пересказывать ее в подробностях я вам не стану, потому что это бесполезно. Вы все равно ничего не поймете. А суть ее заключалась в том, что вы, девочки, очень несчастные, бедные, нежные, слабые и трусливые существа, вроде женских кроликов, и нам, мужчинам, приходится, хочешь не хочешь, с этим мириться. Короче, он мне объяснил, что вы – женские звери. Мне самому отнести это к маме, – ткнул он пальцем в корзину, – или вы это сделаете?

– А я зато знаю, кто такие мальчики! – выкрикнула с пылающими ушами Филлис. – Они самые противные, грубые…

– Они очень храбрые, – перебила Бобби. – Иногда.

– Ты намекаешь, конечно, на этого, наверху, – поджал губы Питер. – Ну же, Фил, продолжай, – повернулся он к младшей сестре. – Что ты сейчас мне ни скажешь, я все равно собираюсь стерпеть, ведь ты несчастная, слабая, пугливая, нежная…

– А вот сейчас мы посмотрим, что ты там стерпишь, когда я вцеплюсь тебе в волосы! – кинулась к нему Филлис.

– Он ведь сказал нам: мир, – оттаскивая ее назад, напомнила Бобби. – Как ты не понимаешь, – добавила она, когда Питер, схватив корзину, пошел ее относить. – На самом деле ему очень стыдно, но он никогда не признается. Давай-ка мы лучше первые у него попросим прощения.