Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Тот факт, что гобелен не простой, что за ним скрыта ниша, я осознала уже после того, как в этой самой нише оказалась. Понимание, что убежище ужасно тесное, тоже пришло не сразу – ровно тогда, когда в нишу втиснулся Ид.
Затем свет погас – это плотная ткань на место вернулась, а вдалеке прозвучало:
– Так. Ну что? Стол посередине установим? – Селвин.
– Не спеши. – Осберт. – Сейчас решим.
– Ой, ну что тут решать? Точно посередине, оттуда самый лучший вид! – Тунор.
Я прикрыла глаза и облегчённо вздохнула. Оставалась малость – унять сердце, которое стучало так сильно, словно я весь Раваншир по кругу обежала.
На фоне этого излишне сильного и точно громкого сердцебиения близкое присутствие Идгарда абсолютно не волновало. Даже с учётом того, что стояли мы буквально впритирку друг к другу.
Впрочем, в какой-то момент я всё-таки не выдержала – извернулась и инстинктивно упёрлась руками в мужскую грудь. Будущий герцог Раванширский ответил на этот жест несколько неадекватно – водрузил ладонь на мою талию.
Я сперва нахмурилась и даже хотела возмутиться, но возможности, увы, не представилось. Просто там, снаружи, отиралось незабвенное трио, причём голоса звучали уже очень и очень близко.
В конечном итоге братья остановились всего в нескольких шагах от нас.
– Да, всё-таки здесь, – заявил Осб.
– Ну я же говорил, – отозвался Селвин.
И после паузы:
– Вот тут стол поставим, вон туда прилепим воздушные шарики, а там будут цветы.
– А может, обойдёмся без цветов? – включился в разговор Тунор. – Ведь не поверит, что их ещё вчера утром доставили. Решит, что раз букеты из Ширта привезли, то и до вокзала добраться можно, и будет потом на этом вокзале куковать. Или, что ещё хуже, в поезде застрянет. Пути-то точно заметёт. Их каждый год заметает.
– Не решит, – отмахнулся Осберт. – В крайнем случае соврём, что опять зимний сад обобрали.
– Ага. Тогда нас точно пошлют, – проявил здравомыслие Селв. – Айрин предыдущий раз ещё не простила, а ты…
Кто-то вздохнул, кто-то крякнул. Затем прозвучало:
– Значит, скажем правду и будем надеяться, что малышка поверит. А если не поверит, привлечём к решению этой проблемы деда. Он точно уговорит.
– Да мы и сами уговорим, – неожиданно выдал Осб.
– Каким образом? – в голосе Селва прозвучал скепсис.
– А очень простым. Портрет у неё закажем. Поверьте, уж от чего, а от возможности поработать она не откажется.
«Поросята» действительно поверили, а я невольно поджала губы. Вот Осберт, вот зараза. Ведь в самом деле не откажусь. Подловил!
– Ну допустим. А чей портрет-то? Кто позировать будет? – спросил Селв кисло. Судя по тону, уж он-то в натурщики не рвался.
– Позировать? Разумеется, Ид, – продолжил строить планы судья. – Он же у нас самый терпеливый.
– Угу, – поддержал Тунор. – Заодно хоть насмотрится на неё.
Идгард, к которому была прижата, заметно вздрогнул, ну а я нахмурилась. Они вообще о чём? Кто насмотрится? На кого?
Там, снаружи, хихикнули, потом хохотнули, а кто-то из троицы вообще хрюкнул, будто подтверждая мысль о «поросячьей» натуре.
Спустя несколько секунд слово опять взял Осберт:
– Кстати, по поводу всего этого примирительного обеда… Лично мне идея нравится, и если сделаем всё как надо, то малышка нас точно простит. Но чует моя чуйка, что тут может возникнуть другая проблема – Идгард. Вы помните, как вчера, когда речь зашла об Айрин…
Где-то на середине этой фразы я затаила дыхание. Точно знала – сейчас прозвучит нечто крайне любопытное, и я прямо-таки жаждала это любопытное узнать.
Когда Осб назвал Идгарда проблемой, я вся подобралась и даже губу на всякий случай закусила, вот только продолжения не последовало. Звук исчез. Внезапно и полностью. И причиной тому была отнюдь не магия, блондин с серо-синими глазами поступил проще – он мои уши ладонями зажал.
Я от такого вероломства аж подпрыгнула. Тут же вцепилась в мужские запястья, ощутила прохладу широких кожаных браслетов и попыталась чужие руки от своих ушей убрать, но…
Ид был сильней. Просто сильней, и всё тут. А там, снаружи, по-прежнему кучковались три «поросёнка», встречаться с которыми совершенно не хотелось. И отдельно – жуть как не хотелось, чтобы троица застукала нас в этой нише, поэтому применить весь спектр сопротивления я не могла.
Как итог в какой-то момент пришлось сдаться. То есть отпустить запястья мага и позорно замереть.
Теперь я стояла, негодующе таращилась в кромешную тьму и ловила себя на ощущении, что Идгард в темноте всё-таки видит. Просто… уж слишком легко он мои ни в чём не повинные уши отыскал!
Сколько это длилось? Не знаю. Кажется, вечность. А когда всё закончилось, когда ищейка убрал руки – тут же водрузив одну из них на мою талию, кстати, – там, в галерее, уже царила тишина.
– Они ушли, – подтверждая догадку, прошептал Идгард.
Ах, ну раз так, то…
– Ид, это было нечестно! – возмутилась я шепотом.
Снова упёрлась ладонями в мужскую грудь в непроизвольной попытке увеличить разделявшую нас дистанцию.
– А подслушивать, значит, честно? – весело парировал маг.
Пользуясь тем, что мы одни, я выразительно засопела. От возмущения даже забыла, что рассказ, который желала услышать, касался именно его, Идгарда.
– Ты… – прошипела я.
Блондин тихо рассмеялся, переспросил:
– Что «я»?
– Ты был не прав!
– Точно? – поддел собеседник.
Умом я понимала, что нет. Что было бы очень странно, если бы Ид позволил мне подслушать. Но возмущаться это понимание не мешало – эмоции кипели и бурлили, норовили накрыть с головой.
А потом эмоции отступили, причём резко. Просто ищейка притянул меня ближе, а вторая его рука неожиданно коснулась щеки.
Несколько очень лёгких, невероятно ласковых касаний, и пальцы сжались на моём подбородке. Я почувствовала, как дрогнуло сердце, а через миг… будущий герцог Раванширский наклонился и поцеловал.
Его губы оказались обжигающе горячими, жесткими и не слишком уверенными. Словно он целовал, но до сих пор сомневался, стоит это делать или нет.
Я тоже сомневалась, и отдельно – понятия не имела, как реагировать на чужой язык, который то и дело в мой рот проскальзывал. Только отстраниться или оттолкнуть не могла, потому, что кроме сомнений было кое-что ещё…
Это напоминало взрыв крошечного, но очень мощного вулкана. Там, внутри, всё как будто переворачивалось, а душа словно пыталась вспороть грудную клетку и улететь.