Медсестра оказалась такой шумной и многословной, а история про бабушку – убедительной, что Полина сдалась. Приложила к груди чужого ребенка и с недоумением смотрела, как он жадно обхватил сосок маленькими губками и сосредоточенно зачмокал.

– Мама не знала, что мы хотим назвать сына Артемом, вот и сказала – Максим, – объяснил случившееся Павел. – Но мы назовем, как ты захочешь.

Через неделю они вернулись в Пятихатки. Ребенка несла Надежда Михайловна: Полина, еще не до конца отошедшая от операции, с трудом передвигала ноги.

Вечером Полина позвонила матери, поздравила со званием бабушки.

– Что-то не так, Полюшка? – спросила мама.

– Да нет, нормально, – поспешила успокоить ее Полина. А потом не выдержала и, оглянувшись, не слышит ли кто, быстро зашептала: – Вот только почему-то я не ощущаю к нему ничего. Не люблю совсем. Вроде бы как должна любить, а нет. Он мне как чужой. Знаешь, мне кажется, его перепутали. Там была женщина, Катя. У нее тоже мальчик, такого же возраста. Я его не видела, только слышала. Но будто чувствую – это мой Темыч.

Сказала и пожалела. Мать в далеком Иркутске разволновалась.

– Доченька, это все пройдет. У тебя просто послеродовая депрессия. Такое бывает. И это только считается, что материнская любовь возникает мгновенно, стоит лишь увидеть ребенка. Подожди немного – она придет. И накроет. Да так, что не продохнешь.

Мальчика все-таки записали Артемом. Но Темычем Полина его не называла. Не могла. Она вообще никак его не называла – он был для нее просто ребенком. Чужим ребенком, занимавшим все ее время. Ее, Полины, уже не существовало. Остался робот, механически выполняющий заложенную в него программу: покормить, поменять памперс, укачать, постирать, повесить сушить, погладить, убрать, покормить, поменять памперс и так без конца.

Мама звонила часто – почти каждый день. Поначалу Полина радовалась этим звонкам, но постепенно они стали ее раздражать. Нет, мама не пыталась, подобно Надежде Михайловне, учить Полину правильно ухаживать за ребенком. Но она каждый раз обещала, что скоро все наладится. И именно из-за того, что это «скоро» никак не наступало, Полина с каждым звонком чувствовала, как ком раздражения внутри ее разрастается отвратительной раковой опухолью.

– Полечка, это у тебя послеродовая депрессия. Я читала, что до двадцати пять процентов женщин в той или иной мере страдают от нее. Потерпи, родная. Постарайся находить время для сна, отдыха.

Легко сказать – постарайся. А если этот ребенок постоянно претендует на ее внимание?! Если стоит только заснуть, как он начинает кричать, и, если через две минуты его не успокоить, прибегает встревоженная Надежда Михайловна. Бегает вокруг, квохчет, дает порой совершенно противоречивые советы, обижается, хватается за сердце, пускает слезу. И приходится успокаивать не только ребенка, но и свекровь. С виноватым видом бормотать какие-то оправдания, извиняться. Как будто она виновата, что стены такие тонкие и что всеобъемлющее чувство материнской любви все никак не накроет ее, а значит, и мать она никудышная.

А чувство это, похоже, ошиблось адресом и накрыло Павла. Возвращаясь с работы, муж, едва успев помыть руки, бросался к ребенку. Целовал, тетешкался с ним, смеялся, носил на руках, рассказывая новости дня. Он научился ловко, одной рукой, менять подгузник. Разве что грудью не кормил, а так – образцовая мамочка. Не то что Полина. А как он смотрел на Артема! Какой бесконечной нежностью и любовью светился его взгляд! На Полину он уже давно так не смотрел. Их любовь словно сложили и убрали на самую верхнюю полку шкафа – до лучших времен. Осталась только свадебная фотография на тумбочке возле кровати, как горькое напоминание о скоротечности счастья, да и жизни в целом. Нет, умереть Полине не хотелось. Но и жить в принципе тоже было незачем.

– Может, тебе к психологу обратиться? К специалисту? – спросила мать во время очередного контрольного звонка.

– Господи, мама, о чем ты? У нас же не Иркутск! Какие психологи в Пятихатках!

Но не выдержала, поделилась с Павлом. И пожалела, услышав обрывок его разговора с матерью:

– Да она просто ледащая у тебя. Выдумала отговорку. Раньше женщины серпом перерезали пуповину и шли дальше пшеницу жать. Стирали в проруби! Воду таскали из колодца! А сейчас придумали: депрессия. Все это от лени, от безделья. Все эти машинки-автоматы, памперсы-хренамперсы. У нас ничего этого не было и ерундой всякой никто не страдал. И что прикажешь? В психушку ее отправить?

Тут проснулся Артем, и свекровь бросилась к нему с причитаниями.

Но, видно, чувство недосказанности распирало ее, поэтому на следующий день, когда Павел был на работе, Надежда Михайловна заявилась на половину сына, якобы поинтересоваться, не нужно ли чего в магазине. Полина вежливо сказала, что особо ничего не нужно, а за мелочью разной она сама сходит, когда пойдет гулять с Артемом – в коляске удобнее покупки везти.

Но вежливостью Надежду Михайловну взять было непросто.

– Ты, Полина, не выдумывай себе ничего. Понятно, что тяжело с маленьким ребенком, но, если считаешь, что больная, отправим тебя в больничку. Там из тебя сделают «овощ». Думаешь, я не вижу, как ты мучаешь Пашу и Тему? Да и я извелась вся! Без таблетки не усну. Прекращай уже, а?

Я и так «овощ», хотелось крикнуть вслед свекрови Полине. Безвольная, переваренная картофелина. Ни на что не годная. Но вместо крика она заплакала. Горько и безутешно.

Теперь Полина плакала часто – по делу и без. Слезы капали в еду во время готовки, на пеленки при глажке, на грудь, когда она кормила ребенка. Слезы смешивались с молоком, и малыш ел их. Ел Полину. Она сильно похудела, хотя старалась следить за питанием, чтобы не пропало молоко. Одежда болталась на ней, как на вешалке. Давно не стриженные волосы закалывала на скорую руку в неопрятный узел и даже не пыталась скрыть покрасневшие, опухшие от слез глаза, бледное лицо – ей было наплевать на свой внешний вид. Она была полностью безразлична к жизни, и жизнь платила ей той же монетой.

Тем временем мать всеми силами старалась ей помочь.

– Если ты подозреваешь, что Артем – не твой ребенок, – позвонила она с очередной идеей, – сделай генетическую экспертизу. Я узнавала. Можно вызвать специалиста на дом, он приедет и возьмет материал для анализа. Результаты пришлют по почте. С доплатой за выезд получается двадцать тысяч рублей. Я готова тебе эти деньги прислать.

– У меня есть. – У Полины не тронутыми оставались «декретные» и выплата за ребенка. Продукты в основном покупал Павел, а на мелочи в местном магазинчике Полина тоже брала у него – терминалов для оплаты картой там не было.

На этот раз Полина не стала делиться идей с Павлом и после бессонной ночи, ненавидя себя за то, что делает, но понимая, что будет еще больше ненавидеть себя, если не сделает, набрала номер медицинской лаборатории.

Когда у калитки притормозил белый автомобиль с логотипом известной клиники на дверце, Полина вдруг поняла, что совершила ошибку. Если она хотела сохранить свои действия в тайне, нужно было самой поехать в лабораторию. Ведь можно же вызвать такси с детским автокреслом. Как она объяснит Павлу, а в особенности Надежде Михайловне, приезд в дом медработника? Наверняка свекровь уже в курсе и с минуты на минуту примчится.