Он вышел из палаты, сопровождаемый санитаркой, а Катя осталась, сидя на кровати и растерянно глядя на увядающий букет цветов…

Остаток недели Катя провела как в тумане. Визит адвоката выбил ее из колеи и заставил жалеть о том, что волей случая она осталась жива. Все было бы намного проще, если бы ее попытка оказалась успешной. Правда, ей уже не приходилось жаловаться на тяготы больничных будней. Отношение к ней персонала поменялось кардинально. Теперь она могла сравнить пребывание здесь с жизнью в санатории. Пусть на окнах были решетки, а двери в палату не было вовсе, но ее не задирали, позволяли валяться на кровати, сколько она захочет, ей приносили горячую еду из столовой. Страшные крики по ночам беспокоили ее меньше, а унылые фигуры в мешковатой больничной одежде она видела только тогда, когда решалась выйти в коридор.

В понедельник ее навестил Аркадий. Он появился в сончас, неожиданно, и она поймала себя на мысли, что отчаянно жалеет о том, что ей не дали перед его приходом причесаться и накраситься. Он выглядел красивым, стройным, но, как она ни старалась, она не заметила на его лице ни жалости, ни раскаяния.

– Боже мой, Катя, что за адское место! – произнес он, озираясь по сторонам, не с испугом, но с брезгливостью. – Куда ты попала!

Катя робко улыбнулась и пожала плечами.

– Так вышло. Ты же уже знаешь, что я рассчитывала умереть, а не лежать в психушке. Так всем было бы проще.

– Какие страшные вещи ты говоришь! – упрекнул он ее. – Ты же знаешь, что я не желал тебе зла и уж вовсе не хотел твоей смерти! Я хочу быть твоим другом и надеюсь, что смогу им стать.

– Я бы предпочла, чтобы ты был моим мужем, – горько заметила она.

– Ну вот, опять ты за старое! Как маленькая, право слово! Неужели тебе хочется все превращать в трагедию? Развод – дело житейское.

– Для меня уход мужа – это трагедия. Прости, видимо, я как-то иначе устроена, – проговорила Катя.

Ей так хотелось, чтобы он сел к ней на кровать, взял ее за руку, а еще лучше – обнял. Но он, так же как адвокат, предпочел стул. Прежде чем сесть, он провел по нему ладонью, проверяя, нет ли пыли. Пачкать великолепный серо-голубой костюм у него не было охоты.

– Катя, поверь, ты ни в чем не будешь нуждаться. Прошу только, сделай то, что попросит тебя адвокат. Он навестит тебя на днях. Не будь упрямой. Твое сопротивление ничего не решит. Давай расстанемся как цивилизованные люди. Ты еще устроишь свою жизнь. Я в этом даже не сомневаюсь.

Катя смотрела на этого жестокосердного красавца-мужчину и удивлялась сама себе. Она всю жизнь положила на алтарь любви, не получив, по сути, и крохи взаимности. Она слушалась его, жила не той жизнью, которой мечтала жить, потакала его желаниям, исполняла любую прихоть. Но час настал, и он выбросил ее из сердца, как избалованный ребенок, получивший в подарок новую игрушку, забывает старую. Однако она (вот досада!) продолжала любить его. И любила таким, каким он был: безжалостным, расчетливым, самовлюбленным и упрямым эгоистом. Почему? Женской любви чужда логика.

Она не вышла его провожать, хотя больше всего на свете ей хотелось повиснуть на его плече и не отпустить от себя. Они могли посидеть в садике перед крыльцом под кустами сирени, но Аркадий смотрел на часы, у него были дела. К ней он заскочил на полчаса, не по желанию и не из вежливости. Он ждал развода, он хотел его получить. А теперь его ждала работа, а быть может, и та самая женщина, ради которой он ее оставил. Думать об этом было невыносимо.

Дни шли за днями. Несколько раз Екатерину навещал Грановский. Он появлялся каждый раз, как демон-искуситель, предлагая ей новую приманку. Серебровская быстро поняла, что ее согласие на развод мало его интересует. «Маленькое дельце», о котором он туманно упоминал в первый свой визит, касалось совсем другого.

– Мне нужно, чтобы вы подписали кое-какие бумаги, – говорил он. – Это сущий пустяк. Необходимо переоформить некоторые документы.

– Что за документы? – спрашивала Катя.

– Сущая безделица, поверьте! Вам, разумеется, известно, что Аркадий Александрович открыл несколько фирм, оформив их на ваше имя. На бумаге бизнес принадлежит вроде как вам, но по факту всем руководил ваш супруг. Я не думаю, что вы будете это отрицать.

– Я и не собираюсь, – соглашалась Катя. – Я от бизнеса человек далекий.

– Я знаю, знаю, – заверил ее Грановский. – Вы человек творческий. Книжки пишете. Очень, скажу вам, уважаемое занятие. Да, так о чем я? Ах, вот… Екатерина Андреевна, продолжайте писать книги. Но позвольте Аркадию Александровичу заниматься своим делом.

– Я разве этому как-то препятствую? – удивилась Серебровская.

– Да вроде как бы и нет. Но все равно непорядок. Вы разведетесь, а бизнес Аркадия Александровича, рожденный в муках, с нуля взращенный, лелеемый им, как дитя, доходный, останется у вас. Разве это справедливо? – Грановский посмотрел на Катю с укоризной, как бы призывая согласиться с ним заранее. – Почему бы вам, жестом своей доброй воли, не взять и не переоформить предприятия на того, кто в этом знает толк?

– Вы имеете в виду Аркадия Александровича?

– Может, на Аркадия Александровича, может, на кого еще, вам-то что за разница? Не думаете ли вы им сами заняться?

– У меня к этому и охоты нет.

– А я про что говорю? Несколько бумажек подписать – вот и вся недолга. А вы, между прочим, тоже внакладе не останетесь. Аркадий Александрович все наперед продумал. Условия, скажу вам, королевские! Глядите-ка сюда, – он сунул ей под нос бумагу. – Вам полагается квартирка двухкомнатная в центре, обстановка к ней, разумеется, машина, на которой вы катаетесь. Ну что скажете?

Что она могла сказать? На одной чаше весов была квартирка и машина, а на другой – вся ее любовь, жизнь, наконец. Был ли это равноценный обмен?

Семен Иосифович понял ее колебания по-своему. Он наклонился к ней, прищурил глаз и доверительно зашептал:

– Голубушка моя, знаю, о чем вы думаете. Я бы на вашем месте с условиями-то поторговался. Аркадий Александрович – человек состоятельный. Думаю, с него еще чего-нибудь выжать можно. Вы только дайте принципиальное согласие, а уж я за вас словечко замолвлю.

Грановский был сторонником делового подхода в решении любого, даже самого личного вопроса. Всякого рода «сантименты», как он выражался, в расчет не брал и поэтому уважал людей решительных и твердых. Но в выводах относительно Кати Серебровской он определенно поторопился.

– А что будет в случае, если я не подпишу эти бумаги? – спросила она.

Грановский нахмурился.

– Позволю себе уточнить: вас не устраивает предложенная цена решения вопроса или же вы против сделки как таковой?

– Если я против сделки и не захочу переоформлять предприятия на Аркадия?

Адвокат засопел.

– Вы поставите Аркадия Александровича в крайне трудное положение. Но более бедственным это положение будет для вас! Скажем, оставите вы все, как есть. Будете ли вы заниматься бизнесом? Вы сами ответили, что нет. У вас нет опыта, у вас нет желания, наконец. Бизнес придет в упадок. Ладно, если вы еще не наделаете долгов или не попадете в какую-нибудь финансовую аферу, что вполне вероятно. И что в сухом остатке? Знаете, как я это называю? И сам не ам, и другому не дам.