Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Указанные цифры относятся к периоду до 10 января. После того как Питомник был оставлен, в большинстве случаев сажать самолеты было невозможно, поэтому груз сбрасывали с воздуха. Самолеты, еще прилетавшие в Питомник после 10 января, имели на борту груз весом в среднем до 42 тонн, но после 16 января вес сбрасываемых грузов значительно снизился и составлял 20 тонн, а к 25 января уже шесть-семь тонн. Начиная с этого дня контролировать поступавший груз было уже невозможно, так как сбрасывали его теперь по различным опорным пунктам и определить его общий вес было очень сложно.
24 декабря база снабжения в Тацинской перешла к противнику, что явилось тяжелым ударом. С большим трудом удалось вывести сто двадцать самолетов с аэродрома, который уже обстреливали русские танки и артиллерия. 22 января 55-я бомбардировочная эскадра «хенкелей» под командованием полковника Кюля покинула аэродром, находившийся также под обстрелом, в результате чего снабжение котла из Морозовской прекратилось. 16 января был сдан Сальск, в то время как Новочеркасск и даже авиационные базы в Звереве и Сталине также находились под угрозой нападения противника. Каждая потеря очередного аэродрома означала значительное сокращение возможностей хотя бы частичного снабжения котла с воздуха, а когда пришлось оставить Тацинскую, то уже нетрудно было понять, что конец 6-й армии, с учетом снабжения боеприпасами и продовольствием, уже довольно близок.
Это ни для кого не было тайной, так как командующий воздушным флотом генерал-полковник фон Рихтгофен, командир 8-го авиационного корпуса генерал Фибиг, летчики и снабженцы – все говорили о невозможности дальнейшего осуществления снабжения 6-й армии по воздуху.
Волгу можно считать метеорологическим разделом морского и континентального воздуха, о чем тогда еще не знали и часто волновались и злились из-за различных погодных условий в том или ином населенном пункте. Так, например, если над Новочеркасском светило яркое солнце, то на всю территорию котла мог опуститься густой туман или же разыграться вьюга, что не только исключало посадку самолетов, но и в значительной степени затрудняло сброс груза. Или, наоборот, если генерал-майор передавал радиограмму с текстом «Погода в Сталинграде очень теплая, почему вы не посылаете самолеты?», то в Морозовской и Сальске пилоты ничего не видели на расстоянии вытянутой руки.
Большой проблемой была отправка из котла раненых. В котле было сделано все, что только можно, каждый раненый, которому предстояла отправка из котла самолетом, получал карточку, эта карточка вешалась на грудь, а солдаты называли ее «билетом в жизнь». Кто мог ходить или ползать, добирался сам до своего самолета, остальных приходилось нести на носилках. Было отдано распоряжение: «Посадка в самолет строго по номерам», но в большинстве случаев этот порядок нарушался, так как вывоз раненых, ждавших своей очереди в палатках или просто на снегу рядом с аэродромом, полностью зависел от количества приземлившихся самолетов. Позднее вся эта организация вывоза раненых из котла сошла на нет: число раненых доходило до нескольких тысяч, люди просто штурмовали самолеты, при этом некоторые в давке даже гибли.
Количество раненых угрожающе росло, что вызывало у генерал-майора медицинской службы и у инспекции большие опасения. И в этой ситуации не было никакого просвета, позволявшего надеяться на какие-либо изменения в лучшую сторону, иногда даже казалось, что те, кто находились далеко от котла, абсолютно не понимали, насколько велики масштабы всего этого бедствия, иначе как можно было послать следующую радиограмму:
«Армии следует заранее, а именно за двадцать четыре часа, указывать число раненых, подлежащих вывозу из котла, для того чтобы можно было регулировать количество необходимых для этого самолетов».
На эту радиограмму начальник санитарной службы ответил следующее:
«Армейский врач просит о доставке перевязочных материалов и опийных средств. Раненые ждут прилета транспортных самолетов уже два дня. Количество раненых для вывоза из котла составляет в данное время тридцать тысяч, для чего необходимо задействовать тысячу пятьсот транспортных самолетов».
Да, вот такие были проблемы, но это было еще не все. Группа армий потребовала, чтобы из котла были вывезены как военные, так и гражданские специалисты, а именно: рабочие мастера, операторы радиостанций, ветеринары, кузнецы, танкисты, оружейники, железнодорожники, почтовые служащие, строители мостов, метеорологи – короче говоря, все те, чьи службы или части уже не существовали, чье присутствие в котле было абсолютно ненужным, но была потребность в них за пределами котла на других участках фронта. Начальник Генерального штаба 6-й армии запретил вылет этих людей из котла, – это было абсолютно бессмысленно, так как количество людей в котле не сократилось именно тогда, когда там уже не было мастерских, танков, почты, лошадей и железной дороги.
Без подписи начальника Генерального штаба на соответствующем документе вообще никто не мог вылететь из котла, что, несомненно, было правильно. Разрешение на вылет выдавалось в исключительных случаях для курьеров или на основании отдельного приказа. Данный порядок распространялся и на тех, кто прилетал в котел. До 2 декабря в котел прилетали еще солдаты и офицеры, возвращавшиеся из отпуска, и унтер-офицеры, которые по прибытии в котел получали звание офицера и «пустовавшую» должность командира батальона или полка. Для этого необходимо было отдать соответствующее распоряжение, так как были еще сотни офицеров, желающие вернуться к своей «старой гвардии» и еще не потерявшие веру.
В этой связи необходимо сказать несколько слов о тех громадных проблемах, с которыми пришлось столкнуться и которые пришлось преодолевать подразделениям люфтваффе. При температуре 20–35 °C ниже нуля самолетам трудно было взлетать не только из-за мороза и снега – не было подогревателей, существовала опасность обледенения, туман и бомбовые атаки противника на аэродромы, но если и удавалось взлететь, то впереди было чрезвычайно трудное приземление на неровных посадочных полосах под артиллерийским огнем и бомбовыми ударами противника, на полосах, занесенных снегом и усеянных воронками от разрывов бомб, на полосах, на которых еще лежали останки сбитых самолетов и груз, который не успели убрать. В самих самолетах к тому же возникали неполадки с зажиганием и карбюраторами, а также иногда отказывали оружие и рации.
На краю аэродрома были сооружены бункера, в которых сидели сто человек штаба снабжения Питомника, недалеко от них располагались штабной врач со своими голубыми палатками, комендатура аэродрома и отдел снабжения армии. Сто человек занимались разгрузкой самолетов, когда ситуация еще была нормальной: складывали штабелями тюки с грузом в южной части аэродрома, наблюдали за тем, как взлетали самолеты с ранеными, и вели учет груза, сортируя его по боеприпасам, оружию и продовольствию. Откладывать что-либо про запас не удавалось, так как груза и так было слишком мало. В течение нескольких месяцев на аэродроме повсюду чувствовалась активная деятельность всех служащих.
Штаб снабжения Питомника когда-то был 104-м зенитным полком, но в прошлом году русские нанесли полку сокрушительный удар, после чего часть полка уцелела, отступив на юг, а небольшой его отряд вместе со штабом полка был оттеснен к Сталинграду, где полковник Розенфельд взял на себя технический контроль за воздушным снабжением.