– А почему вы не хотите уйти на пенсию?

– И что мне тогда делать? Дома целыми днями сидеть?

– Отдыхайте, наслаждайтесь жизнью.

– Вся моя жизнь сосредоточена здесь, – строго произнесла Зинаида Никитична. – В этих стенах. Другой жизни мне не надо, я ее не хочу! А Веня собирался лишить меня этого!

– Не вас одну. Он многих планировал уволить.

– Другие меня не интересовали. Другие всегда как-то умели устраиваться. А я? Кто позаботился бы обо мне? На Георгия рассчитывать не приходилось. Он всегда был безынициативным мальчиком. Делал лишь то, что другие ему говорили.

– Я слышала, что полицейские подозревают Георгия в краже музейной коллекции.

– Ты, Ксюша, удивительная девочка. Ты вообще слышишь много такого, чего тебе слышать не полагается.

Зинаида Никитична поставила свою чашку на стол прямо перед своей гостьей. И тут что-то неожиданно показалось в этой чашке Ксюше неправильным. Но что именно, она не могла понять. Мысли ее расплывались в разные стороны, словно ноги у неумелого конькобежца на свежем льду. Лишь усилием воли Ксюша заставила их вновь собраться в кучку.

– Как вы думаете, мог Георгий в одиночку красть вещи из музея?

– Георгию были нужны деньги. Всегда они были ему нужны. Даже не знаю, в кого он такой уродился? Мы с сестрой всегда довольствовались малым. Нам много денег было и не нужно. Мы и так знали, кто мы такие, и гордились своим происхождением. Наши родители были отпрысками знатных дворянских фамилий. Предки с матушкиной стороны были в прошлом купеческого сословия, но благодаря браку с именитой фамилией и сами получили дворянский титул.

– Для вас это было так важно?

– Кровь – не вода, – высокомерно ответила Зинаида Никитична. – Хотя бы даже посмотреть на животных, на тех же собак. От безродной дворняги никогда не дождешься ничего путного. А от породистых производителей и щенки получаются на загляденье. Нам с сестрой всегда хватало сознания собственной значимости, материального ее подтверждения мы не требовали. А вот Георгий сызмальства хотел самого лучшего и самого дорогого. Даже малявкой он уже требовал себе самых дорогих конфет, карамельки его не устраивали, он желал «Белочку» или «Трюфель». Хотя какая разница? Если хочется сладенького именно такого вкуса, можно пососать шоколадную ириску. Я говорила сестре, что она неправильно воспитывает ребенка, потакая его прихотям. Нас родители воспитывали куда строже. Но она меня не слушала. Гоше нужны новые брюки, нет, простые он не хочет, ему нужны определенной фирмы, иностранные, которые можно купить лишь у фарцовщиков за бешеные деньги, разумеется. Гоше нужна обувь на зиму. Нет, пошива отечественных фабрик мальчик снова носить не желает, он хочет то-то и то-то. И всегда то, что хотел Гоша, стоило очень дорого. И конечно, сестре постоянно были нужны деньги. Она даже пыталась занимать их у меня!

Возмущение Зинаиды Никитичны было велико.

– Я сначала не понимала, зачем это надо. Сестра лгала мне, что деньги нужны ей на самое необходимое. Дескать, у нее украли кошелек. Случились проблемы на работе, и весь их отдел лишили премии. Врала даже, что затопила соседей, нужно теперь выплачивать им на ремонт. И я ей верила! Ко мне они с Георгием всегда приходили одетыми очень скромно. Я и не подозревала, до какой степени она балует мальчишку. Потом она купила ему мотоцикл! Я узнала об этом случайно. И тогда же узнала, что сестра вообще хотела подарить сыну машину, но на машину ей денег все же не хватило. И когда она в очередной раз пришла ко мне, чтобы клянчить в долг, я сказала, что денег она не получит. Сестра пришла в ярость. Она обвинила меня невесть в чем. Даже сейчас обидно вспоминать, что она мне тогда наговорила.

– Что же?

– У наших родителей еще от их родителей остались кое-какие предметы старины. Антикварная мебель, фарфор, ковры.

И конечно, золото. И еще драгоценности. Ксюша вспомнила, что много слышала о богатстве Зинаиды Никитичны, оставшемся ей от родителей.

– В советское время все это стоило очень дорого, – продолжала рассказывать старушка. – Все мечтали обзавестись антиквариатом. Выйдя замуж, моя сестра ушла из родительского дома с большим приданым. Но она его быстро профукала. И почему-то вообразила, что я должна поделиться с ней оставшимися в доме предметами искусства. Разумеется, я ей отказала. Я ей объяснила, что она уже получила свою долю, и если от нее ничего не осталось, то не моя в том вина. Те вещи, которые мои родители оставили мне, останутся со мной до самого конца. И я не позволю какому-то глупому мальчишке промотать их! Увы! Как же я ошибалась!

– А что случилось?

– А случилось то, дорогая Ксюшенька, что не прошло и месяца с того нашего с сестрой разговора, как Георгий промотал все ценности, которые у меня имелись.

– Как же он смог? Ведь они находились у вас дома!

– А он их выкрал. Я уехала в санаторий, а когда вернулась, то обнаружила свою квартиру пустой.

– Кошмар!

– Нет, кое-что в ней осталось. Ну, там кровать или шкаф, этого он не взял. Но они не имели никакой ценности, обычные купленные мной в мебельном магазине вещи. Да и справедливости ради надо сказать, что холодильник с телевизором Георгий тоже не тронул. Но все ценные антикварные вещи – картины, мебель, предметы интерьера – они исчезли!

– И вы уверены, что это сделал Георгий?

– Либо он, либо сестра. Только у сестры были ключи от моей квартиры. И следователь сразу сказал, что дверные замки не вскрывали, их открыли своим ключом.

– И что?

– Разумеется, я обратилась к сестре. Она даже ничего не отрицала. Сказала, что я все равно не умею ценить жизнь. Что эти вещи просто бы стояли у меня и пылились, а им с мальчиком они принесут счастье. После этого разговора я больше никогда не общалась со своей сестрой. Мне стало понятно, что я не могу доверять этим людям. И я разорвала с ними всякие отношения.

– Но потом вы все же помирились?

Зинаида Никитична покачала головой:

– Нет, с сестрой мы больше не виделись.

– Она же умерла.

– Умерла.

– И вы с ней не повидались перед концом? Не простили друг друга?

– Что она должна была мне прощать? – воскликнула Зинаида Никитична. – Я ни в чем перед ней не провинилась. Это она должна была молить меня о прощении! Должна была ползать передо мной на коленях! Но сестра не пожелала извиниться. А я ей простить ее предательства просто так не могла!

– Но вы же приняли Георгия.

– Приняла. В сущности, он был не такой уж плохой мальчик. Сестра его испортила. Я решила, что смогу немного исправить нанесенный ему ущерб.

Сколько же Георгию было на тот момент? Тридцать лет? Тридцать пять? Сорок? Одно ясно: он был далеко не мальчик. Перевоспитывать взрослого человека – не такое уж простое дело. Напрасно Зинаида Никитична настроила по этому поводу иллюзий.