– Явился сюда, вынюхивал, сеял смуту, – крикнул мебельщик Колосков.

– У нас все хорошо было, – плаксиво и зло сказала блондинистая продавщица, когда-то смеявшаяся над Васей Маленьким. – Народ ехал, везли больных, торговля шла, люди нормально жили! Нет же, влез!

– Он взялся рассказывать нам, как неправильно мы живем, – вкрадчиво проговорила дама в очках, – а сам разрушил храм, жестоко избил двух пожилых женщин и собирался похитить ребенка для своих забав!

Давыдов оторопел.

– Убийца! – заверещал Вася Маленький.

– Сволочь! – провыл кто-то, и остальные подхватили.

Толпа качнулась в едином порыве, и Давыдов шагнул назад. Холодная вода залилась ему в ботинки, и он охнул от неожиданности. Островитяне, напирая, окружали его, брали в кольцо, как волка на охоте.

Кто швырнул камень первым, Андрей не заметил. Он ощутил сильный удар в грудь и вскрикнул. Берег был не песчаным, а каменистым, причем усеянным не мелкой галькой, а довольно крупными камнями.

Люди нагибались один за другим, поднимали их, чтобы швырнуть в Давыдова. Второй камень угодил в плечо, а третий попал ему в лицо. Острый край оцарапал кожу под глазом, и Андрей почувствовал, что кровь течет по щеке.

Вид крови раззадорил озверевшую толпу, камни полетели градом. Давыдов не успевал уворачиваться, старался прикрыть голову руками, отступая все дальше в ледяную воду.

– Не бейте его! – закричала Малинка. – Не бейте! Он хороший!

Все замерли на секунду, и тут девочка укусила бабу Лиду за руку. Та с воплем разжала пальцы, и Малинка отпрянула от нее. Старуха попыталась ухватить девочку снова, но она увильнула и бросилась к Давыдову. Стоявшие рядом люди силились ее поймать, но Малинка оказалась проворнее.

– Нет! – Давыдов испугался, увидев маленькую фигурку возле края берега. – Не подходи ко мне!

«Они забьют камнями нас обоих», – хотел сказать Андрей, но было поздно.

Ускользнув от тянущихся к ней рук, Малинка прыгнула на ближайшую к ней лодку и, перебираясь с одной лодки на другую, вмиг оказалась возле Давыдова, забралась в ту лодку, которую он избрал для побега. Только вот она была по-прежнему привязана к берегу, так что шансов уплыть у них не было.

– А ну вернись! Сукина дочь! – Баба Лида потирала укушенную руку.

Очередной камень ударил Давыдова в плечо с такой силой, что он испугался, не сломалась ли кость.

– Малинка! Что вы делаете, вы же можете в нее попасть!

– Скотина! Ребенком вздумал прикрываться? – взревели несколько голосов.

Камнепад возобновился с новой силой. Давыдов практически перестал чувствовать боль, тело превратилось в сплошной синяк. Большой камень угодил в голову, в глазах потемнело, и Андрей не удержался на ногах, повалился в воду. Вчерашняя травма от падения вкупе с сегодняшними ударами запросто могли вырубить его. Он потеряет сознание, захлебнется и…

«И что тогда они сделают с Малинкой?»

Обжигающе-студеная вода привела его в чувство. Одежда, кажется, стала весить не меньше тонны, тянула на дно, но Давыдов все же сумел подняться на ноги.

Голос и плач Малинки, которая скорчилась на дне лодки, доносились словно издалека. Темные беснующиеся фигуры на берегу расплывались, взгляд фокусировался с трудом.

– Малинка, пригнись, голову береги!

Сказал он это вслух или только подумал?

Некоторые из нападавших подошли к воде, готовясь схватить Малинку и прикончить Давыдова. В том, что в живых его не оставят, сомневаться не приходилось.

Собрав последние силы, уже почти не соображая, что делает, Давыдов схватил лежавшее в лодке весло и ринулся на своих мучителей.

«Хоть кого-то достану», – мелькнуло в голове.

Замахнулся, ударил. Мужчина заорал, заматерился.

«Ага!» – азартно подумал Андрей и снова занес руку.

Его ударили кулаком в лицо, и он свалился в воду, едва не перевернув лодку, но опять сумел встать. Удары сыпались один за другим. Малинкины рыдания и крики рвали душу, но Андрей не мог помочь ей – он и себе уже был не в состоянии помочь.

«Шура, смотри, я похож на героя комедийного боевика. И работаю без дублера».

Ему вдруг остро захотелось увидеть ее… Это желание причинило боль – куда более сильную, чем боль от ударов и ран.

Наверное, он умирает.

И перед смертью ему суждено понять, в чем была его главная ошибка, которую ему уже не исправить.

«Прости меня, Шура. Какой же я болван», – подумал Давыдов.

А потом услышал ее голос.

Глава двадцать девятая

Небо. Огромное, высокое, чистое; ни облачка, ни тучки. Как там у поэта? «Не видать конца и края, только синь сосет глаза». Небо плыло куда-то, и от этого стремительного движения кружилась голова, приходилось напрягаться. Смотреть стало невозможно из-за рези и головокружения. Поэтому, как ни прекрасна была эта картина, глаза пришлось снова прикрыть. Однако, погрузившись в блаженную темноту, Андрей понял, что движение не прекратилось.

«Это не небо плывет. Это я мчусь куда-то».

Дыхание вызывало боль (ребра, что ли, сломаны?), голова, грудь, руки тоже казались сплошным алым сгустком боли. Но раз он ее чувствует, то, выходит, жив, не помер пока.

– Глаза открыл, а теперь опять закрыл, – проговорил детский голосок.

«Малинка! Она жива!»

Давыдов хотел сказать это вслух, даже губы разомкнул, но произнести ничего не сумел. Зато сознание сразу очистилось, прояснилось, как небо над головой. Андрей вспомнил все до мельчайших подробностей: каменистый берег реки, колеблющиеся на волнах лодки, обезумевшие от ненависти фанатики, жалобные крики и плач Малинки, летящие камни, удары, злобные выкрики… Все вспомнил, даже то, что ему почудилось перед тем, как он, по всей видимости, потерял сознание.

Голос Шуры, призывающей его.

– С ним все будет хорошо, милая. Скоро приедем в больницу. Врачи помогут и Андрею, и тебе.

Александра! Значит, не померещилось!

Давыдов снова разлепил веки, пытаясь отыскать Шуру взглядом.

– Опять смотрит! Он нас видит?

Над ним склонились две головы. Малинка и Александра смотрели на него, и Андрей, к своему ужасу, почувствовал, как из уголка глаза выкатилась слеза.

– Андрюша, слава богу, очнулся! Знаю, очень больно. Потерпи немножко, пожалуйста.

Александра осторожно прикоснулась к его щеке. Она решила, что он плачет от боли. Давыдову хотелось объяснить, что это не так.

– Нет-нет, не надо ничего говорить! У тебя все лицо разбито, наверняка сломано что-то, как бы хуже не сделать!

Он оставил попытки, и только смотрел на Шуру, надеясь, что она, как обычно, сама поймет, догадается. Но она на этот раз поняла все иначе.

– Счастье, что мы успели. – Шура прикусила губу. – Еще бы немного…

Кто такие «мы», стало ясно чуть позже. Александра заговорила быстро и немного сумбурно, торопясь рассказать обо всем.