— Помнишь, как мы танцевали, — всхлипнула Бьянка отчасти нетрезво, — скрывая лица за магической дымкой? Кавалеры не могли понять, кто прячется под масками, мы танцевали всю ночь…

— Ничего, — протянула Лукреция, смешивая ароматные ингредиенты. — Мы еще станцуем. Мы еще повеселимся, вот увидишь!

Для того, кого только что тащили на плаху, она была слишком собрана и сосредоточена, и Бьянка, отхлебнув еще, вдруг с удивлением поняла, что у Лукреции был четкий план. Та слишком быстро перестала выть, оправившись от испуга мгновенно, и зелье, что она варила — Бьянка, принюхавшись, сообразила, что Лукреция варит маску. Точно такую же, как на зимние праздники. Вот отчего Бьянку потянуло на воспоминания…

Острый запах сладкого шоколада витал в воздухе, и Бьянка замерла, ощутив, как свежий запах мандаринов и хвои разлился в воздухе при очередном помешивании.

— Что ты варишь? — как можно более беспечно поинтересовалась она. Мертвенный холод уже сковал ее, она уже предвидела ложь, которой сейчас угостит ее сестра.

— Ты же просила зелье, чтоб не спать, — бросила Лукреция. — Это оно.

Она склонилась над колбой и шепнула последнее слово, перед тем как добавить компонент, который сформирует образ.

— На кого ты хочешь быть похожа? — резко спросила Бьянка. — На Королеву? Ты ее хочешь копировать? Зачем?

Лукреция подняла от колбы с зельем взгляд, и Бьянку передернуло от лютой ненависти, что скользила в нем.

— С чего ты взяла? — процедила Лукреция сквозь зубы. Она отлила готового препарата совсем немного, но Бьянка знала — этого зелья надо всего каплю. И работать оно будет только тогда, когда в него добавить частичку того, на кого нужно быть похожим. — Вот, возьми, выпей. Не будешь спать трое суток.

— Вранье, — так же резко выкрикнула Бьянка, отталкивая бокал с вином. — Это не работает, нет главного ингредиента! Думаешь, я такая глупая, что не поняла б? Ты сумасшедшая?! Ты что задумала?! На Королеву хочешь быть похожа? Но не выйдет!

Лукреция зло окрысилась; маленькая склянка с зельем скользнула в ее корсаж, она улыбнулась криво и некрасиво, трясясь как в лихорадке.

— Выйдет, — выдохнула она. — Ингредиент можно взять и с трупа.

— Дура! — выкрикнула Бьянка в ужасе. — Я не дам тебе, я не позволю!..

— А что ты можешь, Двуглавый? — отчетливо произнесла Лукреция, и Бьянка отшатнулась, словно ожегшись. — Что? Король дал тебе понять, кто сильнее. Будешь сопротивляться — так я и Бражнику укажу, где прячется Враг. Так что не мешай мне делать то, что я хочу!

Бьянка лишь качнула головой, изумленная.

— Я вижу твои желания, — прошептала она, глядя в темные безумные глаза сестры. — Я чувствую их! Не смей трогать Королеву! Поверь мне — я борюсь! Мне помощь нужна, и обратиться мне не к кому! Помоги мне… Прошу! Не бросай меня! Помоги…

— Не сметь! А то что? Выдашь меня?! Я не хочу этого делать! Не хочу тебе помогать! — зло прокаркала Лукреция, прижимая руки к груди, чтобы ощутить заветный пузырек. — Не хочу! Справляйся со своими проблемами сама, Белая и Блистательная! Игры кончились! Настоящая беда тебя коснулась! Я выдам тебя при первой же возможности, носительница Двуглавого, поэтому лучше уходи! Беги! А Король будет мой. Он уже мой; он не верит Королеве; он захочет казнить и тебя за то, что ты Двуглавый. Останусь я одна, и меня он будет любить!

Бьянка прикрыла глаза.

Она уже слышала хохот Барбароха, издевающегося над нею и ее неловкой попыткой получить помощь. Руки ее крепко ухватились на стол, так, что, казалось, никакая сила не смогла б их разжать.

— Беги, Лукреция, — произнесла Бьянка, чувствуя, как Барбарох в ее душе точит когти. — Беги!

Ее голос страшным воем оглушил Лукрецию, снес со стола колбы и пробирки, и девушка отпрыгнула от сестры, которую, казалось, ломал и корежил жуткий приступ.

— Беги, глупая…

Голос Бьянки стал грубым, хриплым, тонкие пальцы, жутко изгибаясь, стали по одному разжиматься, и Лукреция поняла — девушка из последних сил борется с подселенцем, чтобы не напасть и не свернуть ей шею тотчас.

— Беги…

Бьянка почти хрипела, задушенная Барбарохом, глаза ее закатились, но она все еще отчаянно цеплялась руками за стол, не позволяя злодею взмахнуть крыльями и напасть на сестру. Зрелище это было настолько жутким, что Лукреция даже не подумала о том, что может сейчас, сию секунду убить Бьянку, которая беззащитна, покуда не дает воли своим рукам. Она ухватила со стола свой эликсир и в ужасе рванула прочь, вопя, как одержимая.

…Почему же ты не пришел сам?!

Отчего не стал говорить со мной?! Отчего слова какой-то девчонки с некрасивым и злым лицом для тебя важнее меня, той, которую ты любишь?! Ты ведь говорил, что любишь…

Анна проплакала весь день.

Ей не хотелось ни есть, ни спать, хотя она легла на постель и лежала там неподвижно, закрыв глаза. Беспокойство, нудное, тягостное, одолевало ее, девушка никогда раньше не испытывала такой давящей тяжести. Если бы она спросила у кого-то, что это за чувство не дает ей вздохнуть свободно, ей бы ответили, что это ощущение позора, стыда. Но спросить было некого; а сама девушка раньше не попадала в такие щекотливые ситуации. Ни у кого на свете не было повода упрекнуть ее в предательстве, а отца с его гневными тирадами она просто вычеркнула из памяти, самого уличив в этом самом грехе.

"Королева должна быть на голову выше всех в верности Королю".

— Но ведь я верна! — стонала Анна, горячим лбом уткнувшись в шелковое покрывало на постели. — Я верна! И именно поэтому не могу сказать, поставить под удар все и всех…

Сначала она малодушно хотела рассказать все Королю о Бражнике и про бой в саду, но потом вспомнила его предостережение, и с горечью поняла, что ее мучения — это бремя Королевы.

"Больше думать и заботиться о Короле и королевстве, чем о себе и собственном благе… — с тоской думала Анна. — Так и есть. Эта тайна может привести меня на плаху, но что поделаешь? Говорить о том, что Король ослаб, о том, что его верный слуга, хранящий его от злых духов, ранен, небезопасно. Нет, я не скажу ему ничего. Потом, когда Бражник поправится… Но не сейчас. Но все равно… Отчего же он не пришел поговорить со мною?! Значит ли это, что он не верит мне, что он больше не любит меня, не хочет видеть? Значит ли это, что он потерян для меня навсегда?! "

Может быть, Анна немного утешилась бы, если б узнала, что Король проговорил с Коршуном едва ли не до позднего вечера, и, может, поэтому в течение дня не нашел времени, чтобы навестить свою супругу.

Вероятно, она даже обрадовалась бы, услышав, что Король ответил на колкость, брошенную Коршуном в адрес Королевы.

— У нас, — с брезгливым выражением на лице, произнес Коршун, — неверных жен казнят вперед тех, кто посмел рассказать об этом, во всеуслышание.