— Знаешь, если бы это была она… — наконец нехотя выдал Семенов, — она не стала бы так заморачиваться, так ведь?

— Возможно.

— Тем более что она торчала там на своей машине хрен знает сколько времени. Ну, не сопи, не сопи! Да, я опросил возможных свидетелей из дома на набережной. Ее почти никто не помнит, кроме одной тетки. Видела ее там из окна, еще удивилась, чего это дама поставила машину за торговой палаткой и сидит в ней, не выходит. Потом выбралась из машины, зашла за угол, вернулась с каким-то харчем, и снова в машину уселась. По логике, угнать тачку и вернуть ее потом на место она никак не могла. Кстати, еще эта тетка вспомнила, что дама входила в дом, потом выскочила из него, как ошпаренная, и помчалась куда-то вприпрыжку. А машину, вроде, так и оставила за павильоном. Но она точно не помнит, когда и во сколько это было, белье она гладила, а в окно смотрела лишь время от времени.

Этот монолог дался Семенову очень нелегко. Каждое слово он будто пасту зубную из высохшего тюбика выдавливал. И вздыхал и томился, не забывая покрикивать на кого-то. Может, даже на девушку свою, которую боготворил уже год, да все никак не осмеливался сделать своей супругой. Судя по гонору в его понуканиях, сделает это еще не скоро.

— Ну, вот видишь! — с облегчением пробормотал Невзоров, когда друг замолчал. — А ты говорил!

— А я от слов своих отказываться не собираюсь, между прочим. Это ничего еще не доказывает. Если не она, то это могли быть ее сообщники, — продолжил гнуть свою линию Коля и повторил, как заведенный: — И это еще ничего не доказывает.

— Нет, брат, это доказывает главное — она не соврала мне хотя бы в этом. Попробуй возрази.

— Да не буду я возражать, Олег! Только дальше что?! Жопа же полная! Если и был труп, то теперь его нет! Если и была угнана машина, то она вернулась к хозяевам. Ни единого пальца!

— А кровь?

— А что кровь? Предположительно она принадлежит ее мужу, который уже давно и официально числится в покойниках. Кто станет искать труп человека, которого сама же жена похоронила в присутствии полтора десятка свидетелей?! Маразм же полный! Тебя кто угодно на хрен пошлет, работы, что ли, мало своей. По раскрываемости плетемся в хвосте. Вопросы?!

Опять Семенов был прав. Опять возразить ему было нечего.

— Коль, но я же ее не брошу, так?

— Не бросай, я что — против? Только не лезь ты в это говно, майор! Ну, изменял ей муж, ну обманул, ну решил нажиться за ее спиной с молодой девчонкой и свинтить куда-нибудь в теплые страны с хорошими бабками, что теперь огород городить! Справедливость какая-никакая восторжествовала, так ведь?

— То есть?

Невзорову тяжело соображалось на голодный желудок. Притупившийся аппетит вдруг снова заявил о себе требовательным кваканьем в желудке. Надо было выбираться из своего угла и дожарить, наконец, картошку. А то уже полночь скоро, а он ни маковой росинки, ни талой снежинки…

Тьфу ты, черт! Опять его заворачивает не туда. Снова ему гремящие ручьи, пахнущие свежестью и солнцем, мерещатся. И еще охапки не виданных им прежде никогда цветов с мохнатыми стебельками. Вот и скажи кто, что он не романтик, а!

— Вот послушай меня, Олег, — опять пристал, заканючив, Семенов Коля. — Внимательно послушай. Хотел ее муж обмануть и поиметь денег, так?

— Ну, хотел.

— Не ну хотел, а просто хотел. А обманул и наказал, прежде всего, себя. В результате она, как должна была стать вдовой, так ею и осталась, вдовой в смысле. Так еще и деньги теперь при ней. Чего еще надо тебе?!

— Мне нужно, чтобы все было хорошо, — устало пробормотал Невзоров, снова устанавливая сковородку на огонь.

— Так и будет хорошо, поверь! Ты с этой твоей Миронкиной того… Будешь жить долго и счастливо, и при этом — заметь — безбедно! Тебе досталась настоящая — заметь — теперь вдова, с деньгами и все такое… Да подожди ты, Оля!!!

Ну, точно Семенов орал на Олю свою. Надо же, не прошло и года, чтобы он научился голос повышать на девушку, на которую прежде дышать боялся.

— Короче, я тебя понял, Коль. Благословляешь ты меня, так?

— Ну! Нравятся тебе проблемы, живи с ними, я не против. Только оставь ты затею эту, идет?

— Я бы, в принципе, не против, только… Кто-то его убил! Зачем, почему? И ей звонили какие-то бандюки и требовали возврата долга, о котором она ни сном ни духом. А что, если это они его того…

— Да хрен с ним!!! — заорал Семенов теперь уже и на друга, оставив свою Олю на некоторое время в покое. — Убили и убили, искать их, что ли, станешь?! Убили, значит, было за что! Может, он у них на счетчике был. И срулил потом. Вычислили его и наказали. Ты о таком не слышал, что ли, никогда?! Ты можешь и не найти никогда кредиторов этого Миронкина, которому просто нравится то и дело умирать.

Отказать в логике другу было сложно. Он снова говорил вполне разумные вещи. Если бы не одно «но». И даже не одно, а целых несколько.

Что, если эта история будет иметь продолжение? Что, если убили Миронкина не из-за долгов, а…

— Чтобы страховку его к рукам прибрать, ты об этом мне хочешь сказать? — слышно было по голосу, что Коля снова насупился.

— Ну… допустим.

Он согласился, хотя думал сейчас совсем не об этом.

— Тогда это точно ее сообщники. И действовали либо по ее наводке, либо по наводке ее адвоката.

Ну, вот опять Семенов сказал совсем не то. Он-то — Невзоров — думал сейчас как раз обратное. Что Юле теперь при таком возможном раскладе может грозить опасность, а он снова-здорово.

И они опять принялись спорить и орать друг на друга. Семенов при этом не забывал шикать на Ольгу свою. Невзоров усеял всю поверхность газовой плиты картофельными дольками, так разошелся, размахивая руками. Сошлись в результате на том, что Олег не станет ломать копья и оставит все, как есть. А Семенов закроет глаза на предысторию знакомства его друга с этой Миронкиной и даже со временем согласен забыть, что она дважды отправила своего мужа на тот свет. Это он так пошутил напоследок, окончательно отравив Невзорову аппетит.

Положив трубку, Олег долго и без нужды лопатил картошку в сковородке. В результате перетолок ее всю, забыл посолить и в сердцах так зашвырнул ножик в угол за шкаф, что найти потом так и не смог, и хлеб ломал руками.

И чтобы день уж окончательно считался испорченным, провидение ниспослало ему еще одно наказание. Позвонила Надька. Вот ведь взяла моду, стерва, звонить заполночь! Будто он и не человек вовсе и дня и ночи не различает. Спать, к примеру, не может в половине первого. А должен сидеть у оконца и ждать: когда же это его бывшая соизволит позвонить и отравить ему теперь уже и не конец даже, а начало следующего дня?

— Ладно тебе, Невзоров, — хмыкнула она в отвратительной своей манере, присущей только ей одной и никому более в целом свете. — Небось на кухне сидишь да холостяцкой жрачкой своей давишься.