Домашние шлепанцы с ног соскакивали, маленькие камешки, будто по приговору какому негласному, попадали под пятки и больно кололи между пальцев. Но не ныла и не жаловалась. У человека беда, кажется, стряслась. И беда по ее вине. Да она по углям горящим пойдет, лишь бы он перестал на нее смотреть так, как смотрел последние полчаса.

Он ее ненавидел! Очень сильно ненавидел и помогать теперь вряд ли станет. А как она одна?! Как?! На Вострикова надежды мало, да и не очень она ему доверяла — этому странному малому в странных одеждах. Мутный какой-то, все мычит да мычит, никакой определенности. Обещал позвонить вечером, не за горами визит в страховую компанию, а ни звонка, ни визита. Где теперь его искать, как? И на Невзорова теперь, кажется, рассчитывать не приходится. Ишь, как зыркает в ее сторону, будто под ближайшей яблоней зарыть собирается. Не знала бы, что он в милиции работает, уже давно припустилась бы наутек от страха, потому как нет и быть не может доверия человеку с такими злыми глазищами.

Невзоров, наконец, остановился перед входной дверью. Потоптался. Несколько раз заносил согнутый кренделем палец, но всякий раз останавливался. Потом со вздохом тюкнул пару раз по дверным доскам. Повторил, но за освещенными окнами по-прежнему не угадывалось ничьего присутствия.

И вдруг очень настороженный мальчишеский голос спросил:

— Кто там?

— Макс открывай, это я, дядя Олег.

Кажется, он выдохнул с облегчением, сделала вывод наблюдательная Юля, не сводившая с Невзорова глаз. Наверное, все именно так и должно было быть. Сначала они должны были кружить вокруг дома, а потом им должен был ответить какой-то испуганный подросток.

Мальчик и в самом деле выглядел насмерть перепуганным. Он попятился от двери, не сводя округлившихся от ужаса глаз с дяди Олега.

— Я не… — тут же вскрикнул он и замотал головой, когда дядя Олег сгреб его за грудки и чуть приподнял от пола. — Я ни при чем, дядя Олег, клянусь!!!

— Где она?! Где она, паршивец, отвечай, или я из тебя душу сейчас выну!

Юля решила вмешаться, педагог все же. Подобные воспитательные методы она никогда не приветствовала, а в данной ситуации особенно. На мальчике лица ведь не было. И глаза его казались зареванными. Конечно, ревел, а слезы, видимо, рубашкой вытирал, короткие рукава ближе к локтям и подол рубахи были мокрыми. Ребята обычно так слезы вытирали, никогда не имея при себе носовых платков.

— Погодите, Олег, — ей пришлось приложить усилия, чтобы вытащить воротник рубашки парня из окостеневших милицейских пальцев. — Мальчик и так перепуган. Давайте говорить по-взрослому, а не как…

— А не как кто?! — озверел он теперь уже на нее.

— А не как дикари, — просто ответила Юля, не обращая внимания на его трепещущие ноздри и дикий взгляд.

— Я дикарь, да?! Я дикарь, конечно!!! Сначала вы вваливаетесь ко мне среди ночи с вашим говном…

— Прекратите, здесь дети! — Юля встала между ним и Максом, не выпуская руки парня из своей руки. — Нельзя так выражаться!

— Дети?! Какие дети?! Это ребенок, по-вашему?! Он… Он просрал свою подружку, которую обещал охранять! Это…

И вот тут Юля, не выдержав, выпалила один-единственный упрек, от которого Невзоров моментально сдулся. Весь его гнев разом как-то скукожился и ускакал через дверь по темной аллее, стоило ей сказать:

— А где вы были, Олег?

Где он был, где он был? Дурака он валял! Просто пошел на поводу у глупых детей и озлобленного своего самолюбия.

Надо было в первый же день хватать Машку в охапку и сажать дома под замок. А не партизанить с продуктовыми пакетами за мусорными баками, провоцируя ее на еще большее безрассудство. Ну разве не безрассудство то, что она жила несколько дней за городом в пустом доме один на один с парнем? Чего он добивался, оставляя их одних? Надьку хотел уязвить? Или Машке, напыжившись, хотел доказать: вот, мол, дочка, какой у тебя папка хороший, все тебе позволяет, не то что мать-грымза со своим новым муженьком. А может, просто боялся начать жить как-то иначе? Хотел попривыкнуть к мысли, пообтесать ее, примерить на себя…

Эта тоже еще, блин, учительница. А где вы были, Олег? А там и был! Тобой, блин, умилялся и затейливые истории про многочисленные кончины твоего мужа слушал. И пока над этой ерундой парился, собственную дочь просрал.

— Пойдем, все расскажешь, — он не выдержал и все же снова схватил Макса за воротник, увлекая в комнату с порога дома. Толкнул мальчишку на диван, сел рядом и приказал: — Давай рассказывай.

Повествование давалось парню с трудом. И ощущалось, что не только страх перед суровым дядей Олегом тому виной. Он тоже переживал за Машку, сильно переживал. Он же подвел ее, не защитил и все такое.

Короче, сегодняшний вечер протекал вполне обыденно, так же, как и вчерашний, и позавчерашний, и четыре дня тому назад. Макс вернулся с полными пакетами продуктов. Машка сначала раздурилась с чего-то, все норовила попасть в него самым большим помидором и посмотреть при этом, лопнет тот от удара о Максов лоб или нет. Потом пошла на кухню, быстро сварила пельменей, приготовила салат и позвала его ужинать.

Они поели не спеша. Машка тут снова завела разговор про странную машину.

— Какую машину?! — тут же настороженно вскинулся Невзоров.

— Машина тут какая-то странная крутилась, ездила все за мной, когда я к вам на свидания ходил. — Макс для поддержания духа посмотрел на Юлю. — Я ей говорю, не парься, тетка наверняка слежку устроила. Она меня тут звонками задолбала, вот и…

— Что за машина? Номера, марка, цвет? — застрочил Невзоров, загибая пальцы. — Что Маша говорила про это?

— Ага! Скажет она! Она «Запорожец» от «Мерседеса» не способна отличить. Сегодня хоть номера изловчилась рассмотреть и записать. А так все твердила: машина длинная такая, темная… — И Макс показал, как Маша пыталась движением рук воссоздать размер машины, которая якобы ездила за ним туда-обратно.

— Где и что записала? Быстро!

Макс, как с батута, подпрыгнул и кинулся бегом к тумбочке, на которой стоял телевизор. Открыл ящик, выдернул крохотный клочок бумаги и протянул его Невзорову:

— Вот… Это Машка записала.

Бумажка была и не бумажкой вовсе, а кусочком картона от пачки молока, на котором ровным почерком дочери был записан номер. Почему-то от этих букв и цифр, аккуратно выведенных дочерью, ему сделалось совсем худо. Мысли полезли такие, что хоть вешайся. И завыть захотелось в полный голос, и крушить все здесь не оставив камня на камне. А разве позволишь себе такое, когда эти двое смотрят на него, как на бога!

— Так, понятно. Что было дальше?

Невзоров сунул картонку в карман брюк, хотя не терпелось просто тут же набрать Колю Семенова и дать ему очередное задание пробить машину. Но сначала нужно было дослушать до конца, да и время не совсем подходящее для звонков. Друг и так на него зол, а тут и вовсе мог послать. Хотя из-за Машки вряд ли осмелится.