— Говорите быстро! — Он даже не помнил, как осмелился вцепиться в ее плечи, затянутые шелком, и как с силой начал трясти ее. — Ну! Говорите быстро и внятно, что моя дочь?!

— Он сказал, что могут быть проблемы с вашей дочерью, вот… — она поморщилась. — Мне больно, Олег. Простите.

«Так, так, так, соображай, Невзоров! Соображай немедленно, что все это может значить!»

Макс искал Машку полчаса назад. Значит, в доме ее по какой-то причине не оказалось. А тем временем Миронкиной звонит какой-то ублюдок и угрожает ему, Невзорову, и намекает что-то о возможных проблемах с его дочерью.

Нет, ну этого просто не может быть! Нет, ну мозг просто отказывался верить, понимать и принимать всю эту чертовщину! Они не могли посметь дотронуться до нее, тем более… выкрасть. Он же камня на камне не оставит от этого города и от ублюдков, решивших, что с ним можно играть в подобные игры. Он же их…

Вот как вам, Коля Семенов, такой разворот?! Каким теперь образом Невзоров должен не принимать всю эту гребаную историю всерьез?! Где он должен проложить границу между делом Миронкиной и своим делом, а?! Как он может теперь не лезть во все это, не пачкаться, не мараться и заморачиваться?!

— Проходите, — обронил он глухо и поплелся мимо нее по коридору в гостиную.

И плевать ему теперь было, что там не убрано, что снова кресла завалены грудами выстиранного и невыглаженного белья. И что футболка его вся в масляных пятнах, и щетина на скулах давно просится под бритву. Плевать! И на дамочку эту, дышащую шелками и ароматами горных цветов, плевать! Из-за нее же все это произошло! Из-за ее поганой странной истории, выкладывать которые в сценарии были мастерами ребята за океаном. Ведь если задуматься, действительный бред все ее россказни. Мужа раз схоронила. Потом снова мертвым нашла, но никто, кроме нее, этого подтвердить не может. Есть лезвие ножа в крови, но как теперь установишь, кому эта кровь принадлежит! Может, им, этим ножом, барана кто резал или корову, а может…

Плевать! Машка пропала! Вот настоящая беда, Невзоров! Вот о ком голова должна теперь болеть, а душа наизнанку выворачиваться, а не об этой холеной неврастеничке, вваливающейся к тебе в квартиру в неглиже.

А все и болело и выворачивалось! И еще как!!! Он ни на месте сидеть не мог, ни думать внятно, все ревело и клокотало внутри, и руки тряслись, как после пятничных гаражных посиделок, когда на улицу вываливались, друг друга поддерживая.

— Так… — произнес он, упорно не глядя на Юлю. — Теперь быстро и внятно: кому вы рассказывали о том, что я вам вызвался помогать?

— Я?.. Да никому! Мне и рассказать некому! — Она вжалась в угол дивана так, что ее едва было видно за грудой пододеяльников и простыней, которые он свалил с бельевых веревок. — Я одна совершенно.

— Это я уже слышал! — совсем невежливо рявкнул Невзоров. — Адвокату говорили?

— Адвокату? Александру? Вострикову? — начала она расставлять знаки вопроса после каждого слова, произнесенного почти шепотом.

— Да, да, да! А у вас что, есть еще какой-нибудь адвокат?! — он заорал, подскочив с места. — Вы понимаете, что из-за вас у меня теперь проблемы?! Моя дочь… Что конкретно сказала эта тварь?! По словам, по буквам, что именно, ну!

Ее глаза снова заволокло слезами, она кивнула, опуская голову, всхлипнула виновато и начала вспоминать:

— Он позвонил, сначала спросил про долг, собираюсь я его возвращать или нет. Я сказала, что время, отпущенное мне, еще не закончилось. Что я обязательно выплачу. Он что-то добавил про какой-то счетчик, я толком не поняла, что теперь я вроде им должна много больше, чем изначально. А потом… Потом он сказал, что если еще раз увидит вас рядом со мной, то будут проблемы с вашей дочерью.

— Так прямо и сказал? Дословно? Или это прозвучало как-то иначе? Вспоминайте же, Юля! Вспоминайте, это важно, черт побери!

— Сейчас, простите… Он сказал, что, если я не… Нет, что вы не должны быть рядом со мной. Что, если вы не хотите проблем со своей дочерью, будете разумны и послушны. Кажется… Кажется, так… Все перепуталось, простите!

«Так, так, так, думай, Невзоров. Думай, черт побери! Была угроза в его адрес? Была. Но угроза эта имела не конкретный, а несколько расплывчатый смысл. То есть, что будет, если он ослушается, так? Так. Он пока еще не принял никакого решения: идти на поводу у требования бандитов или нет. Стало быть… Стало быть, и проблем с его дочерью пока быть не должно. Где же она тогда, черт побери??? Если не у бандитов, во что хотелось верить до боли в сердце, то где же???»

— Мне нужен Макс, — произнес он вслух, тюкая себя костяшкой пальца в подбородок. — Мне нужен Макс, гаденыш. Поехали!

Окна в доме, под которыми минувшим вечером подслушивал Олег Невзоров, светились. Макс, стало быть, на месте. Смотался к матери своей подружки, не нашел ее там и вернулся опять сюда. К отцу ее явиться не посмел, побоялся.

Олег приказал Юле припарковать машину чуть дальше калитки. Выбрался из машины на улицу и тут же встал, будто вкопанный.

Господи, тишина-то, благодать какая!

Тихонечко так стрекочет кто-то в траве у забора. Не надрываясь, не досаждая, а лишь разбавляя ночную подавленность живым звуком. Где-то далеко, может, через две-три улицы, перебрехиваются собаки. Лениво тоже, без особой злости. И луна не подглядывала, зацепившись неровным краем за чей-то сад, а так слегка подсвечивала. Звездный бисер прострочил небо зодиакальным узором. И пахло пряно травой скошенной, поспевающими яблоками, нагревшейся за день пылью.

В такую ночь разве дочерей пропавших искать, подумалось с досадой Невзорову, на берег бы куда-нибудь с палаткой и удочками. Хоть и не особо знатным рыбаком он был, но к атрибуту подобному относился с должным уважением. Костерок чтобы, котелок над пламенем. Чтобы булькало в нем, щекоча ноздри запахом луковой похлебки. И чтобы искры непременно в небо и клубы дыма, разгоняющие назойливое комарье. Он бы сейчас и горластых лягушек послушал бы с удовольствием, а не под окнами чужого дома крался, вздрагивая от собственных неосторожных шагов, тревоживших трескучий хворост.

Дозор его тройной по всему периметру дома ничего не дал. Шторы были плотно задернуты, и никакого движения за ними не угадывалось.

— Что делать будем? — выдохнула ему на ухо Юля, плохо соображая, зачем они здесь третий раз бродят по кругу.

— Молчать для начала, — огрызнулся Невзоров, покосившись на нее с сожалением.

Кабы не обстоятельства, разве стал бы он рычать на нее? Разве не воспользовался бы случаем близкого присутствия такой женщины в такую-то ночь? Шелк этот ее еще дурацкий в лунном свете струился серебром по ее телу, больше обнажая ее, чем наоборот. Эх, кабы не Машка, он бы сейчас…

— Кто здесь живет?

Юля была просто женщиной, и запреты на всякого рода разговоры для нее не существовали в принципе. Она не могла молчать и ходить овцой за странным сыщиком.