не обучена. Долго я показывал ей названия селений, как они на карте значатся. Девица сказала, что запомнит, что где, и выучит названия. Сказал ей повторить, она, показывая пальцем на карте, повторила всё верно. Показал ей, куда идти. Как примерно путь держать — от селения к селению, где вдоль реки, где вдоль гор, а где и через степь и поле.

— Откуда же ты знаешь, Леший? — спросила девица.

— Не знаю, никогда там не был. Может, где и был при жизни, этого я не вспомню, а в бытность Лешим я привязан к Лесу. Но я смотрю по карте. Тут всё обозначено. Да не теряйся так, — пододвинул ей карту. — Ты же всё это уже видела. Пока дорога пойдёт по местам похожим на наши. Не будет для тебя в том большой диковинки. Потом в дороге обвыкнешься. Тут тот же лес, поля и реки. Селения с селянами. Жизнь примерно одинаковая везде — возделывают пашни, сеют хлеб, траву косят. Лес вырубают, вредители людишки, разводят скот. Торгуют меж собою. Где-то и враждуют. В такие дела сильно не вмешивайся. На месте не разберёшься, кто виноват, кто прав. А задержишься и будешь рисковать зазря, возможно. Думай больше головой. Даже если непривычно будет, ты девка смелая, ты справишься.

Она стояла и глазами хлопала.

— Рада, ты что-нибудь услышала?

— Страшно мне, Алёша.

— А по мне так приключение хорошее. Да и не можешь ты усидеть, могла бы, не пошла с малым дитём в дорогу не понять куда, — посмотрел на неё, стоящую в медвежьем тулупе посреди горницы. — Я бы и сам пошёл, хотя бы чтоб развеяться. Засиделся, как-то мысли бродят ненужные. Но мне из лесу нельзя. Ты, Рада, справишься. Совсем будет плохо — повернёшь назад. Пойдешь по пути проверенному. Но попытаться надо. Зачем ты идёшь?

— За своим женским счастьем… Наверное.

— А новое найти нельзя?

Она красивая. Нашла бы себе молодца где и поближе.

— Нельзя.

— Горян тебя завсегда возьмёт сто первою женою.

— Если окажусь вдовою, я подумаю. А пока жив любимый, я пойду за ним.

— Давай чуток перед домом на мечах порубимся, позавтракаем и можешь идти. Клубок держи. Спрячь получше в сумке. Он должен дорогу показать, если к нему обратиться, но на него много не надейся. Сверяйся с картой и дорогу у людей спрашивай.

— Хорошо, Алёша.

* * *

Немного позанимались с ней во дворе. Заставил её показать мне, как она научилась драться. В общем-то, почти никак, особого нет к этому у Рады таланта, зато есть дурная силушка.

— Что, совсем плохо? — она, наконец, мечом махать выдохлась.

— Да нет, если подойти с умом, то можно и из тебя что-то да сделать. Хотя бы ты уже не проиграешь с первого удара, а если дашь себе возможность отбиться, то и у тебя выйти может побороть противника.

— Ну и то неплохо, — она кивнула сама себе. Начала собирать вещи. Сын её сидел с Баюнкой на полянке. День выдался погожий, хотя уже ясно было, что тепло совсем на нет сходит.

— Ты всё запомнила? — спросил её, когда она уже уходить собиралась.

— Да. С людьми быть приветливой. Наниматься в работники, и если уж совсем без выбора, тогда только говорить, что богатырка. Деньги не показывать, покупать только нужное. Идти строго от селения к селению, что ты назвал мне. На карте путь я запомнила.

Как мужа вызволять будешь, придумала?

— Пока не знаю, может, на месте разберусь. Или выкуплю, или помогу сбежать.

— На какие средства выкупишь? Того, что я дал тебе, не хватит на раба, если он раб у самой Царицы.

— То тоже мне неведомо. Может, он где в работниках, буду расспрашивать, я чувствую, найду.

Она волновалась, но держалась бодро.

— Ещё сказать хотел что, Рада. Приветлива будь с нечистью. Ты это умеешь. Мы, нежить, очень падкие не ласковое слово и на то, когда обращаются со всем почтением. В тебе есть кровь тёмная, ты за свою сойдёшь. Но всем подряд не доверяй, обдурить не дай себя, — ткнул ей пальцем в грудь, туда, где под одеждой амулет висел. — Помни, под чьей ты защитой. Никогда не снимай амулет и меч кощеев не бросай.

— Поняла тебя.

— Ну что, иди. Чего прощаться долго?

— Алёша… Я спросить хотела последнее…

— Чего ещё?

— А если… я бы захотела стать тебе женою… Тебе б пришлось убить меня, чтоб сделать нежитью? И я бы стала такой же наружности, как ты? С лешачьей мордой, лапами и рогами?

— Иди отсюда, даже отвечать не буду.

— Ответь мне. Мне это очень важно! — она сверлила меня взглядом. Совсем её не понимаю.

— Я уже женат и мне другой жены не надобно. Иди, кому сказал.

— Ну пожалуйста, ты ответь мне!

— Мне жены с лешачьей мордой, рогами и лапами не надо точно.

Ещё мне не хватало такого счастья.

— Всё ж таки ты больше человек… — она задумалась. — Только случилось с тобой что-то… Значит, если я захочу быть тебе женою, у меня не появится звериного обличья? И ты не будешь убивать меня?

— Я тебя когда Лесовичкой делал, ведь не убивал.

— Так я тебе была женою?

— Нет, служкой. Моя жена будет Хозяйкой Леса.

— Будет? Так Кикимора не Хозяйка?

— Рада, тебе туда. Иди, пока не село солнце.

Чего ж она с таким напором спрашивает, как будто передумала идти за своим Родькой? Куда мне столько бестолковых жён? Я и с одной-то толком не справляюсь. Вон, злится на меня, сидит в болоте и носа не показывает…

— Если вопрос в самом обрядовом порядке, то… Хотя бы и ты, Рада, можешь быть моей женою. Как только станешь ею, станешь и бессмертной. Дальше зависит от твоих способностей. Если есть к чему предрасположение, этим и будешь заниматься. Колдовать ли, или лечить зверей, или помогать наводить в лесу порядок. Ты будешь считаться нежитью, в которой ещё жизнь есть, пока всю жизнь не потратишь. Кто-то тратит быстро, кто-то хранит зерно живое в себе веками. Будет у тебя звериное обличие лешачье, или нет, сможешь перекидываться зверем, или не сможешь — зависит от твоей врождённой силы. Это если просто замуж за меня выйдешь. Если ты сама сгинешь, и как-нибудь подло: от злого умысла, от убийства, обмана, в нечестной драке или в лесу, где злая нежить правит, то тоже станешь нежитью. Может, и безумной, безмозглой. Может, духом бестелесным станешь, а тело твоё истлеет. Может, станешь заложным покойником. Может быть по-разному. Сохранишь ли личину человеческую, будет ли у тебя ипостась женщины,