Доброжелательно улыбнувшись, тот пошел навстречу сыщику, пока тот напряженно вспоминал, как же зовут его недавнего знакомца. «Игорь? Никита? Илья!»

– Здорово! Тоже позаниматься? – спросил Григорьев, кивая на площадку.

– Хотел размяться немного. Не привык без тренировок, – признался Бабкин.

– Тренажерного зала здесь не хватает. И нормальной кухни!

Он подмигнул, и Сергей рассмеялся:

– Что есть, то есть.

– Ольга задумала на днях отпраздновать середину последней смены, а то скоро уже и август пойдет на исход. Будут конкурсы всякие, вроде бега в мешках, песни-пляски… Но самое главное, наготовят всего от души! Страшно сказать, может, и отбивными побалуют.

На лице Бабкина отразилось глубокое сомнение.

– Верь мне, – убедительно попросил доктор, непринужденно перейдя на «ты». – Слушай, как твое расследование? Ну не смотри так, Оля мне все рассказала. Откровенно скажу, я обеспокоен. Хотел даже поговорить с матерью Матильды, но жена отговорила. Что там у нее с анализом крови?

– Не знаю, я не врач, – сдержанно сказал Сергей.

– Но девочка в самом деле ничего не помнит?

– Да. Не думаю, что она врет.

– Паршиво, – Григорьев озабоченно скомкал полотенце. – У меня не праздный интерес. Во-первых, это имеет прямое отношение к Оле. А во-вторых… Не знаю, известно ли тебе об этом, но в поселке уже было нечто подобное: сначала пропали две дурынды – правда, быстро вернулись, а потом случилась трагедия. Олину сестру убили.

– Ты ее знал?

– Нет. Может, и видел ее на улице, но не обращал внимания. Я тогда был довольно зацикленный на своем богатом духовном мире – юный дурак – и полагал, что девочки меня мало интересуют. Я, как выяснилось, вообще ничего вокруг себя не замечал! Представь, сюда несколько лет подряд приезжает один тип, художник, который вырос в Вязниках, но до тех пор, пока он мне об этом не сказал, я его не помнил.

– А потом вспомнил?

– Вспомнил, а как же… Он изменился-то не сильно. Я его видел тогда пару раз, мог бы сам и узнать, без напоминания. Поболтали, обменялись ностальгическими впечатлениями, вспомнили молодость: как я с женой познакомился, как он из поселка старался вырваться… Говорит, картины продает в Москве, и успешно.

У Сергея вертелась на языке саркастическая реплика о том, в чем успешен Олег Чайка, но он решил не сплетничать.

– Ладно, не буду мешать. Если понадобится помощь – звони! Я сегодня-завтра здесь, а потом обратно в Москву. Запиши номер…

Он продиктовал телефон, хлопнул Бабкина по плечу:

– Не унывайте, Холмс! Может, анализы Матильды – это ерунда, придуманная и оплаченная вздорной мамашей. Бывай!

Он размашисто зашагал в сторону озера.

– Хотелось бы надеяться, что ерунда, – пробормотал Сергей, провожая его взглядом.

Сергей вспомнил Ольгу Григорьеву и представил их рядом, Золушку и Принца. Пусть не было мачехи, злых сестер и грязной каморки с вездесущей золой, но была тоскливая беспросветная жизнь, была мечта о сказочном будущем, вырастающем вдали, за лесом, словно недосягаемый для замарашки золотой замок на высокой горе.

«Чем не Золушка?»

Но Сергей знал чем. Эта волевая женщина, сумевшая переломить обстоятельства в свою пользу, была слишком сильной и упорной. Она мужественно выцарапывала счастье у судьбы, дралась за него, защищала свою любовь и ее же оборачивала оружием. Другого у нее не было. Маленький стойкий воин против дракона, обжигавшего ее пламенем из десятка пастей, безжалостно клеймившего огнем: потаскушка, дешевка, грязная деревенская девка, расчетливая лгунья.

Принц, к его чести, оказался непоколебим, но что стало бы с девушкой, окажись на его месте другой, более уступчивый юноша? Осталась бы она в Вязниках, оплакивая искалеченную жизнь, или выбралась бы, бежала, как та, другая, бросившая ребенка и пытавшаяся искупить это под конец жизни?

Сергей ни секунды не сомневался, что не осталась бы. Но и не сбежала бы. Такие, как она, не бегут.

Бабкин, последний раз читавший сказку о Золушке в семь лет, вдруг задумался о ее героине. Он поискал слово, которое, как ему казалось, лучше всего характеризовало ее, и наконец нашел его.

«Кротость».

– Непротивление злу насилием, – вслух сказал он, усмехнувшись.

«Да, пожалуй, так».

Ольга Григорьева была слеплена совсем из другого теста, и слово «непротивление» в ее словаре не встречалось. Если она и была Золушкой, то Золушкой в железных башмачках, упорно продиравшейся сквозь чащу без всякой надежды на фею – в глазах ее отражаются огни замка, взгляд пылает, и не только то, что впереди, заставляет ее идти, но и то, что осталось за спиной: нечищенный котел над чадящим очагом, убогая постель, окна в золе и копоти.

Такая трактовка оказалась Бабкину не по душе. Золушка в доспехах воительницы не вписывалась в знакомый с детства образ, как если бы Сергею предложили представить Красную Шапочку в волчьей шкуре, небрежно наброшенной на плечи. «Вообще-то шапочка у нее была серая, из волка, просто носила она ее мясом наружу», – припомнил он чернушную школьную шуточку, усмехнулся и двинулся к площадке, на ходу разминая руки.

Подойдя к турнику, Бабкин подпрыгнул, ухватился за гладкую железную палку. Выдохнул – и принялся считать про себя, подтягиваясь.

Когда он закончил, то почувствовал себя намного лучше. Надо было еще пару дней назад сюда прийти, подумал Бабкин. Он позанимался еще немного и вдруг остро ощутил, что хочет есть.

Радостное ощущение владения своим телом, легкая эйфория, охватившая его после занятия, немедленно покинули Сергея, и он остался наедине с недовольным желудком. Брюзгливое бурчание заставило его поморщиться. «Хорошо еще, что никого поблизости нет».

Из чувства противоречия Бабкин направился не к коттеджу, как собирался, а в противоположном направлении, решив закончить занятие пробежкой по лесу. В ответ желудок злобно сообщил, что затея эта идиотская и он категорически возражает. Но Сергей, стиснув зубы и стараясь не прислушиваться к предательскому бурлению, рассудил, что нужно отвлечься от мыслей о еде и показать взбунтовавшемуся организму, кто хозяин.

Он выбрал не слишком быстрый темп, и поначалу бег доставлял ему наслаждение. Бабкин выкинул из головы все мысли о расследовании и только считал про себя, чтобы не сбить дыхание: раз-два-три-четыре, раз-два-три-четыре… Солнце светило по-августовски, слегка отстраненно, из кустов вдоль дорожки выпархивала потревоженная птичья мелюзга, в ушах шумел лесной ветер, и Сергей уверился в том, что идея с пробежкой была абсолютно правильной.

Решив, что на сегодня хватит, он перешел с бега на шаг, а потом, отдышавшись, и вовсе остановился, прикидывая, каким путем вернуться обратно. Он забежал довольно далеко и не был уверен, что дорожка выведет его в правильном направлении. И как раз тогда, когда Бабкин потягивался, глубоко вдыхая звенящий сосновый воздух, организм преподнес ему пренеприятнейший сюрприз.