– Вы правда сыщик? – с любопытством спросила Лиля, отставив в сторону чашку.

– Правда.

– И вы работаете один?

– Не совсем. У меня есть напарник. Хотя на самом деле из нас двоих он главнее.

– Мой сын на вопрос бабушки: «Кто у нас главный в стране?» ответил: «Бог», – вспомнила Лиля.

– И не поспоришь, – согласился Бабкин. – А бабушка что?

– У нее не хватило аргументов для цивилизованного спора, поэтому она просто поставила его в угол. Наверное, маме казалось, что так он быстрее найдет правильный ответ. Меня тоже в детстве много ставили в угол, но что-то не припомню, чтобы там на меня снисходило просветление.

Сергей бросил на нее быстрый взгляд. Цветочек, конечно, и цветочек робкий, но при этом, оказывается, насмешливый. Наверняка самая молчаливая в семье, из тех, кто себе на уме, и никогда не знаешь, о чем такие думают… А потом она берет и пишет книгу, или выигрывает ралли, или делает еще что-нибудь, чего от нее никто не ожидал.

– Вы водите машину? – спросил он.

– Н-нет, – запнувшись, ответила девушка. – Я… нет.

– Почему? У вас нет машины?

Она помялась, будто не решаясь признаться в чем-то постыдном, но все же решилась:

– Есть, старенький «опель». Я очень хотела научиться водить его и заставила Олега дать мне несколько уроков. Но на третьем я… в общем… Понимаете, так вышло… Так всегда выходит…

– Так что же? – подбодрил ее Сергей, гадая мысленно, что Кувшинка сотворила с машиной. Разбила? Упала с моста? Наехала на родного мужа?

– Я провалилась в яму и разбила подвеску, – созналась Лиля. – Дорога, где мы начали учиться, была вся в ухабах, и я провалилась колесом в один из них.

– И что же? – Бабкин непонимающе уставился на нее. – Застряли? Сели «пузом»?

– Нет-нет, не застряли, что вы! Это была просто яма. Олег кричал мне, чтобы я объехала ее, но я от страха никак не могла сообразить, куда крутить руль, и в конце концов проскочила прямо по ней. Олег, конечно, очень расстроился… («Любая дура сообразила бы объехать эту яму!») и огорчился из-за машины… («Ты, что ли, новую тачку нам купишь?!») В общем, я лишний раз подтвердила свои уникальные способности, и все сошлись на том, что мне противопоказано водить машину («Чтобы близко подходить к гаражу не смела, ясно? Сначала мозги свои в кучу собери, потом лезь в мужские дела»). Лиля смущенно улыбнулась, как бы извиняясь за себя.

– А какие у вас уникальные способности? – заинтересовался Сергей. – И кто эти «все»?

– Все – это мама с тетей. Они сразу говорили, что ничего хорошего из моей затеи не получится. Дело в том, что я довольно неуклюжая: за что ни берусь, все идет не так. Если в комнате стоит что-то, что можно уронить или пролить, то обязательно это сделаю. Поэтому мама с самого начала утверждала, что меня нельзя подпускать к машинам.

– Чушь какая, – не удержался Сергей. – Простите, конечно.

– К сожалению, не чушь. Вы, наверное, никогда не сталкивались с враждебностью вещей. Вот, например, моя собственная кухня меня ненавидит. Терка жаждет моей крови и регулярно получает ее, когда я тру морковь для супа. Разделочная доска всякий раз старается упасть мне на руку, а тот единственный раз, когда я попыталась открыть консервную банку с горбушей, закончился трагически и для меня, и для горбуши.

– Что с ней стало? – полюбопытствовал Бабкин. – Про вас боюсь даже спрашивать.

– Горбуша вылетела из отскочившей банки и разлетелась по всей кухне, а я порезалась. Все это было ожидаемо, как сказала тетя, когда перевязывала мне руку.

– Ожидаемо, значит? Как же в таком случае у вас получилось открыть это?

Он кивнул на банку, в которой сиротливо плавала последняя шпротина, и перевел вопросительный взгляд на девушку.

На лице у нее было написано такое изумление, что Сергей рассмеялся. Он придвинул к себе консервный нож, осмотрел его, пожал плечами:

– Нож как нож. Уверен, у вас дома точно такой же.

– Надо же… – пробормотала Лиля, моргая. – Я даже не задумалась над этим, когда открывала банку!

– И именно поэтому открыли ее. Слушайте, знаете что… Вставайте. То есть наоборот, не вставайте: давайте выбираться отсюда.

– Зачем?!

– Мне тоже нужно вам кое-что показать. Ну же, давайте!

В его уверенном голосе звучала настойчивость, и девушка подчинилась. Быстро, не задавая вопросов, она смела в пакет остатки их трапезы, спрятала пакет в дальний угол и поднялась с выражением готовности на лице.

Они выбрались тем же путем, которым попали к подножию холма, и одновременно огляделись вокруг, точно сообщники, вылезшие из чужого окна после удачного ограбления. Издалека доносились детские голоса, но дорожка выглядела совершенно безлюдной, и Бабкин увлек Лилию за собой.

Им руководил такой же внезапный порыв, что и Лилей меньше часа назад. «Это не займет больше получаса, – решил он. – Может быть, даже меньше».

– Куда мы идем? – Она смешно подпрыгивала, торопясь успеть за ним.

– К моему коттеджу. Я хотел кое-что вам показать… Расскажите-ка мне пока о своей семье.

Она искоса взглянула на него, удивленная просьбой, но послушно принялась рассказывать. Этот прием был из арсенала Илюшина, который, в отличие от самого Сергея, мог найти подход практически к любой особе женского пола независимо от характера и возраста. «Спрашивай ее о себе, еще лучше – о ее семье. Фактически это одно и то же. Любая женщина выложит свое полное досье, всего лишь рассуждая о собственной матушке».

Бабкин слушал Лилию Чайку, вспоминавшую забавные эпизоды из своего детства, мягко посмеивавшуюся над собой, и тихо зверел. Он не любил ничьего унижения, а то, что рассказывала ему эта крошечная женщина, с точки зрения Сергея было сплошной цепью издевательств, иезуитски облеченных в форму заботы о ней.

Самое паршивое заключалось в том, что она, похоже, не видела в этом ничего ненормального. Поэтому Бабкин кипел про себя, но вслух отделывался междометиями и короткими вопросами.

Когда они подошли близко к «Рассвету», от одного из коттеджей их окликнули.

– Лиля! Стойте!

К ним спешила заведующая, в руках сжимая несколько исписанных листов.

– Замечательно, что я вас встретила, – запыхавшись, сказала она, подойдя ближе. – Просто замечательно! Слушайте, вы мне нужны. И вы, Сергей, между прочим, тоже. У нас мало людей, катастрофически не хватает бегунов и прыгунов!

– Кого? – хором спросили Бабкин и Лиля.

– Боже мой, ну я же тысячу раз говорила! – рассерженно воскликнула Ольга Романовна. – И писала! В столовой висит объявление о том, что в воскресенье состоится день «Рассвета»!

– День «Рассвета»… – повторила Лиля, завороженно вслушиваясь в смысл этого словосочетания.