Огромные руки мужские были восхитительно-нежными. Каждое прикосновение вызывало ответ. Владу казалось, что он лепит их страсть, словно глину.

– Твое. Уж не знаю, счастье ли, если честно. Но точно твое.

Весь остаток этой ночи у них был занят очень важным делом. Они узнавали друг друга. Каждый вздох – новая грань. Каждое прикосновение – открытие. Каждый поцелуй – новое приключение.

И не было пары счастливей.

29. Новый день

Ванька шмыгнул, с ноги на ногу переступая и вытер нос всей ладонью.

– Иди сюда, дурашка, я тебя обниму.

Настя раскрыла объятия, все еще глядя на Беринга. Ванька, поколебавшись, все же шагнул и в сестринских объятиях как-то сразу обмяк. Маленький как котенок. Настя вдруг почувствовала, догадалась: ершистому и гордому Ваньке не хватало простой материнской любви и таких обнимашек. Все четверо они – недолюбленные, недоцелованные.

А Влад стоял и смотрел на нее очень пристально. И Настя отлично видела все-все его мысли. Да, Беринг, и у нас будут дети. Те слова, что уже были сказаны – просто слова. Сейчас все поменялось. Впереди еще многое, и если Ася тебе дорога – все разногласия преодолеваются вместе.

Настя проснулась поздно. Все тело ныло и ломило, тянуло живот. Ощущение было такое, что по ней проехался бульдозер. Вспомнила: бульдозер был. Ездил. Неоднократно и многообразно. Ух, какой у Влада темперамент, кто бы мог подумать, что в этом флегматике кипят такие страсти и желания! Не жалела ни капли – сама же его “совратила”. А что усталость такая – так с непривычки. Поднялась, невольно охнув. Колени слегка подгибались.

Пижаму свою Настя не нашла, да и не искала. Нашла его футболку в комоде, натянула. В футболке могло поместиться сразу три таких девушки, как она, зато просторное одеяние скрывает все ее тело почти до колен. А ещё это был на самом деле ее трофей. Опознавательный знак того, что она теперь – женщина Влада. Испокон веков женщины вот так «метят» свою территорию. Колец у них не было, значит сойдет даже эта футболка.

Осторожно вышла на кухню, щурясь от яркого солнца, бьющего прямо в окно. Наступила почти на котенка, согнав его с солнечного квадрата на теплом полу.

И сразу с порога – сюрприз: на кухне хозяйничал целый медведь. Очень тихо, почти бесшумно, несмотря на свои габариты. Что-то готовил опять. Ах! Обед был Настиной обязанностью, а она… проспала сегодня.

Обернулся, оглядел ее с ног до головы, улыбнулся одними уголками губ и глаз. Про себя явно отметил и одежду свою, и коленки ее, сиротливо торчащие из-под футболки, и босые ноги. От его взгляда Настя вся вспыхнула, покраснела.

– Как Ванька? – тихо спросила она, усаживаясь на краешек стула.

– Проснулся. Отказывался лежать, пришлось ему ноут вручить и напомнить о домашних заданиях. Думаю, надолго его не хватит, устанет и заснет. Завтракать будешь?

Настя кивнула, прикусывая губу. Как ему удаётся быть таким спокойным? Словно и не было между ними ничего. Поглядела исподлобья. Как каменный! Только лишь взгляд изменился, стал еще больше насмешливым.

Если бы она знала, каких трудов это стоило Владу. Такая… сонная, нежная, трогательная, невыносимо хорошенькая. Губы припухшие, глаза сияют. Широкий ворот старой футболки соблазнительно соскользнул с точеного плеча. Именно так и должна была выглядеть его женщина по утрам. Его. Теперь, после этой ночи – только его. Теперь всё, будет спать Настенька рядом. Попалась, не вырвется.

Разбудили они зверя в звере, теперь его не загонишь обратно, не вытравишь. Отвернулся, пряча жадный свой хищный взгляд, налил ей чай, намазал маслом хлеб, сверху кинул шмат буженины, тоненький ломтик сыра, и на блюдечке помидорчики маленькие, соленые, такие красивые, с зеленью. Как у него получилось со всем этим справиться – учитывая, какие мысли крутились в голове? Поставил все это на стол перед ней и не утерпел: провёл ладонью от коленки и выше, забираясь по бедру под футболку и убеждаясь, что ему не почудилось – белья и в самом деле на девушке не было. Искусительница. Гр-р-р. Бросил осторожный взгляд на открытую дверь в комнату, где громко клацал клавишами Ванька. Эх, совершенно не место и не время! Вот и ощутил на себе он все прелести семейной жизни. Как там говаривал его друг: “Самый важный наш навык с женою, дружище: интимная жизнь совершенно бесшумно и незаметно для окружающих”. Надо будет подумать над этой задачей…

Настя же так хлопала глазками, приоткрыв ротик, что он не стерпел и шокировал ее еще больше, стремительно наклонясь и целуя в призывно распахнутые губы, предусмотрительно заслонив спиной от всего любопытного мира. Да. Теперь это его женщина. Ах, как она ему отвечала, как тянулась – словно цветок к солнцу.

Заглянул ей в лицо, увидев и круги под глазами, и тень усталости в уголках губ. Утомил он ее вчера, сорвавшись.

– Ты как себя чувствуешь, Нас-тень-ка?

Ну вот, опять он называет ее так вот, по-детски. Признаться честно, его “Ася-я-я” – такое томное, глубокое, с придыханием – нравилось ей значительно больше. Или что, ночь закончилась, а с нею – прошла и любовь, помидоры завяли? Настя нахмурилась, прикусив губу, немного даже отодвинулась от него – чтобы не таять как мороженое от жара его тела. Посмотрела строго, даже сердито, и прямо ляпнула то, о чем думала: – А почему ты мне врал, что между нами быть ничего не может? Почему не рассказал, что можно вот так запросто стать медведем… медведицей?

Замер, несколько долгих секунд размышляя. Но руку свою не убрал, вот упрямый медведище.

– Говоря откровенно… Произошедшее в бане вчера… Для меня самого стало сюрпризом. О себе я был лучшего мнения. Погоди! Я несу что-то глупое. Прости.

Она дернулась, явно давая понять, что уходит. Обиделась, расстроилась, да и понятно.

– Ась. Я идиот. Если честно, все время боюсь просто тебе жизнь испортить. Слишком многое свалено на хрупкие плечики девочки. Ты молодец, но я…

– Беринг, заканчивай этот концерт. Я задала вопрос. И хочу услышать прямой и четкий ответ. Почему. Ты. Не сказал?

– Ты не понимаешь. Все неоднозначно и очень запутано.

– Так объясни.

– Это нельзя отменить. И хорошего в оборотничестве очень немного. Зачем тебе это?

– Чтобы быть с тобой? Твоей? Женой, подругой, самкой, наконец.

С каждым словом он вздрагивал. Жадно вглядывался ей в лицо. Так смотрят в окно ранним утром после долгой и мучительной ночи, стремясь к долгожданному солнцу с надеждой на новый день. Беринг верил в нее?

– Ты… сейчас просто очарована