— Нет, нет, это не от еды. Это от того, что у нас происходит.

— А, вот в чем дело, — откликнулась Кайт так равнодушно, чтоРенисенб удивленно уставилась на нее.

— Разве ты не боишься, Кайт?

— Нет, не боюсь, — задумчиво ответила Кайт. — Если сИмхотепом что-нибудь случится, о детях позаботится Хори. Хори — человекчестный, он будет им хорошим опекуном.

— Опекуном станет Яхмос.

— Яхмос тоже умрет.

— Кайт, как ты можешь говорить об этом так спокойно? Неужелитебе безразлично, умрут отец и Яхмос или нет?

Минуту-другую Кайт размышляла. Потом пожала плечами.

— Мы обе женщины, так что давай будем друг с другомоткровенны. Имхотепа я всегда считала деспотичным и несправедливым. А каквозмутительно он показал себя в истории с наложницей — позволил ей уговоритьсебя лишить наследства собственных детей. Я никогда не испытывала привязанностик Имхотепу. Что касается Яхмоса, то он пустое место. Сатипи делала с ним чтохотела. Потом, когда она умерла, он повел себя более решительно, сталраспоряжаться. Но он всегда будет относиться к своим детям лучше, чем к моим,что вполне естественно. Поэтому, если ему суждено умереть, это будет только наблаго моим детям — вот какой я делаю вывод. У Хори детей нет, и человек онсправедливый. В том, что творится у нас в доме, конечно, ничего хорошего нет,но в последнее время я начала думать, что в конечном итоге оно, может, и клучшему.

— Как ты можешь так спокойно, так хладнокровно рассуждать,Кайт, когда твой собственный муж, которого ты, по-моему, любила, погиб первым?

Что-то странное мелькнуло в глазах Кайт. Она бросила наРенисенб взгляд, в котором явно сквозила презрительная усмешка.

— Ты иногда очень похожа на Тети, Ренисенб. Такой жеребенок, клянусь, как она.

— Ты не оплакиваешь смерть Себека, — медленно произнеслаРенисенб. — Я это заметила.

— Оставь, Ренисенб, меня не в чем, упрекнуть. Я знаю, какдолжна вести себя вдова, только что потерявшая мужа.

— Да, упрекнуть тебя не в чем… Значит, ты не любила Себека?

— А почему я должна была его любить? — пожала плечами Кайт.

— Кайт! Он был твоим мужем, отцом твоих детей!

Лицо Кайт смягчилось. Она посмотрела сначала на двухувлеченных лепкой мальчиков, а потом туда, где барахталась, задрав ножки ичто-то лепеча, малышка Анх.

— Да, он был отцом моих детей, за что я благодарна ему. Но востальном, что он представлял собой? Красавец, хвастун и развратник. Он непривел в дом новую сестру, приличную скромную женщину, которая была бы всем намв помощь. Нет, он посещал дома, которые пользуются дурной славой, и тратилмедные и золотые украшения на вино и самых дорогих танцовщиц. Еще счастье, чтоИмхотеп держал сына в узде и тому приходилось до мелочей отчитываться взаключенных им торговых сделках. Почему же я должна была питать любовь иуважение к такому человеку? И вообще, что такое мужчины! Они нужны только длярождения детей, вот и все. Сила народа в женщинах. Мы, Ренисенб, передаем детямвсе, что есть в нас. Что же касается мужчин, то они должны участвовать взачатии, а потом дело их — пусть умирают… — Словно заключительным музыкальнымаккордом снова прозвучали в голосе Кайт презрение и насмешка. Ее некрасивоелицо преобразилось, стало значительным.

Ренисенб охватило смятение. «Какая Кайт сильная! Если она иглупая, то это самодовольная глупость. Она ненавидит и презирает мужчин. Мне быдавно следовало это понять. Ведь один раз я уже видела, что она способна наугрозу. Да, Кайт сильная…»

Взгляд Ренисенб случайно упал на руки Кайт. Они мяли имесили глину — сильные, мускулистые руки, и, глядя на них, Ренисенб подумала обИпи и о сильных руках, которые безжалостно держали его голову под водой. Да,руки Кайт вполне могли это сделать…

Малышка Анх, наткнувшись на колючку, громко заплакала. Кайткинулась к ней, схватила и, прижав к груди, принялась успокаивать. На ее лицебыли любовь и нежность.

— Что случилось? — выбежала на галерею Хенет. — Ребенок такгромко кричал. Я было решила…

И разочарованно замолкла. Ее полное злорадного любопытствалицо вытянулось: очередной беды не случилось.

Ренисенб перевела взгляд с одной женщины на другую.

Ненависть на одном лице, любовь на другом. Что, интересно,страшнее?

3

— Берегись Кайт, Яхмос.

— Кайт? — удивился Яхмос. — Дорогая моя Ренисенб…

— Говорю тебе, она опасна.

— Наша тихая Кайт? Она всегда была кроткой, покорнойженщиной, не очень умной…

— Она не кроткая и не покорная, — перебила его Ренисенб. — Яее боюсь, Яхмос. И прошу тебя быть начеку.

— Боишься Кайт? — еще раз удивился он. — Представить себе немогу, чтобы все наши беды исходили от Кайт. У нее для этого ума не хватит.

— По-моему, тут не требуется большого ума. Достаточно знатьяды. А как тебе известно, в некоторых семьях в ядах отлично разбираются ипередают эти знания от матери к дочери. Есть женщины, которые умеют готовитьснадобья из ядовитых трав. Может, и Кайт обучена этому. Во всяком случае, когдадети болеют, она сама готовит им лекарства.

— Да, это верно, — задумался Яхмос.

— И Хенет тоже злая, — продолжала Ренисенб.

— Хенет? Да. Недаром мы ее всегда недолюбливали. По правдеговоря, если бы отец за нее не заступался…

— Отец обманывается в ней, — сказала Ренисенб.

— Вполне возможно. — И сухо добавил:

— Он любит лесть.

Ренисенб посмотрела на него с удивлением. Впервые в жизни ейдовелось услышать, чтобы Яхмос высказался об Имхотепе в таком непочтительномтоне. Он всегда был преисполнен благоговейного страха перед отцом.

Яхмос, поняла она, постепенно становится главой в семье. Запоследние недели Имхотеп заметно сдал. Разучился отдавать приказы, приниматьрешения. Он очень одряхлел. Часами сидит, уставившись в одну точку, взгляд унего затуманенный и рассеянный. Порой он даже не понимает, о чем ему говорят.

— Ты думаешь, что она… — Ренисенб умолкла. Оглядевшись, онапродолжала:

— Ты думаешь, что это она…

— Молчи, Ренисенб, — схватил ее за руку Яхмос. — Об этом неследует не только говорить, но и шептать.

— Значит, ты думаешь…