— Совет директоров «Хром-Мед» готовится получить фантастические прибыли. Оценки сетевых источников разнятся, но в любом случае речь идет об огромных деньгах, — продолжала я. — А поскольку все сотрудники компании — акционеры, им тоже достанется по куску пирога.

— «Хром-Мед» вложил в исследования миллионы, если не миллиарды, — раздраженно произнес Тодд. — Эксперимент оказался удачным, проект окупил себя, и сейчас компания размещает акции на рынке. Абсолютно логичный шаг в бизнесе.

— Но выплаты женщинам…

— Прекрати! Ради Бога, прекрати! — вдруг заорал Тодд.

На несколько секунд мы оба растерялись. За четыре года, проведенных вместе, мы ни разу не повысили друг на друга голос. Крик представлялся чем-то неприлично-интимным. Тодд постарался совладать с собой и продолжил более спокойно:

— Сперва ты приплела женатого преподавателя, потом чокнутого студента, а теперь еще и эксперимент, который, между прочим, получил полную поддержку мирового научного сообщества и СМИ.

— Да, я подозреваю всех подряд, в том числе ученых, проводивших эксперимент, так как пока не знаю, кто и за что убил Тесс. Известно лишь, что ее убили, поэтому я обязана отрабатывать любые версии.

— Нет, не обязана. Отрабатывать версии — дело полиции, и она со своей задачей справилась, а ты докапываешься неизвестно до чего.

— Моя сестра погибла от рук убийцы.

— Дорогая, рано или поздно ты должна принять, что…

Я перебила Тодда:

— Тесс ни за что на свете не совершила бы самоубийства!

В этот момент нашей ссоры и я, и Тодд одновременно смутились. Мы словно бы снимались в каком-то дурацком фильме, произнося реплики из нелепого, тяжеловесного сценария.

— Ты веришь в то, во что хочешь верить, — язвительно сказал Тодд, — но это отнюдь не означает, что твои представления соответствуют истине.

— Откуда тебе знать, что истинно, а что нет? — не выдержала я. — Ты видел мою сестру всего несколько раз, да и то почти не общался с ней. Люди такого типа, как она, тебя не интересовали!

Я скандалила осознанно, уверенно, на повышенных тонах, но в глубине души опять свернула на окружную дорогу наших отношений и сохраняла внутреннее спокойствие. Я продолжала свой спектакль, немного удивляясь тому, как легко мне это удается, учитывая, что раньше никогда не устраивала ссор.

— Как ты ее называл? Ненормальная? — спросила я, не рассчитывая на ответ. — Оба раза, когда мы ужинали вместе с Тесс, ты даже не дал себе труда послушать, о чем она говорит! Ты составил свое мнение, совершенно не зная человека!

— Ты права. Я не был близко знаком с твоей сестрой и признаю, она действительно не вызывала у меня симпатии. Если честно, Тесс меня раздражала. Однако сейчас речь идет не о том, насколько…

— Ты осудил ее только потому, что она училась в художественном колледже, жила и одевалась так, как ей нравилось!

— Ради всего святого…

— Ты не видел в ней личность!

— Беатрис, ты в корне ошибаешься. Послушай, я знаю, ты пытаешься переложить на кого-то ответственность за смерть сестры и не хочешь чувствовать виноватой себя. — Слышно было, что Тодд сдерживается с трудом; его интонации напомнили мне мое собственное общение с полицией. — Тебе страшно жить с этой виной, и это вполне естественно. Я хочу, чтобы ты поняла лишь одно: как только ты смиришься с действительностью, то сразу осознаешь, что тебе не в чем себя винить. Тесс покончила жизнь самоубийством. Причины его известны, с ними согласны все — и полиция, и коронер, и врачи, и даже твоя мать. В смерти Тесс не виноват никто, в том числе ты. Поверь в это — и сможешь двигаться дальше. — Тодд неловко положил руку на мое плечо. Как и мне, физический контакт дается ему непросто. — Я взял два билета домой, рейс — сразу после похорон.

Я молчала. Разве я могла улететь?

— Понимаю, ты переживаешь за мать, думаешь, что ей нужна твоя поддержка, — продолжал Тодд, — но и она считает, что тебе лучше поскорее вернуться домой, к нормальной жизни. — Он убрал руку с моего плеча, хлопнул ладонью по столу. Я обратила внимание и на это проявление эмоций, нехарактерное для Тодда, и на помехи, пробежавшие по экрану. — В последнее время я тебя не узнаю. Даже сейчас, когда я распинаюсь перед тобой, ты не удосуживаешься оторвать взгляд от чертова монитора!

Я обернулась и только теперь заметила побелевшее лицо и ссутуленные плечи Тодда.

— Прости, я не могу покинуть Лондон до тех пор, пока не выясню, что случилось на самом деле.

— Мы все знаем, что случилось на самом деле. Ты должна смириться. Жизнь продолжается, Беатрис, наша жизнь.

— Тодд…

— Понимаю, тебе очень тяжело без сестры, но ведь у тебя есть я. — К глазам Тодда подступили слезы. — Через три месяца мы станем мужем и женой.

Я молчала, пытаясь подобрать слова. Тодд вышел на кухню. Я не могла внятно объяснить, что не имею права выходить замуж, ведь брак — это обязательство перед будущим, а будущего без тебя я не представляла. Причина моего решения заключалась именно в этом, а не в том, что я не испытывала к Тодду страстной любви.

Я пришла на кухню. Тодд стоял спиной, и в этот момент я увидела, каким он будет в старости.

— Тодд, прости, но я не…

Он резко обернулся:

— Я люблю тебя, черт подери!

Он кричал на меня, как абориген на чужестранца, рассчитывая, что громкость объяснит смысл непонятных слов, надеясь криком вызвать во мне ответную любовь.

— Ты совсем не знаешь меня, иначе никогда бы не полюбил.

Это правда. Тодд не знал меня, потому что я этого не позволяла. Если у меня и была своя песня, я ни разу не пела ее для Тодда; никогда не проводила воскресное утро в постели вместе с ним. Это я всегда придумывала повод встать и куда-нибудь отправиться. Может, он и заглядывал мне в глаза, только я на него не смотрела.

— Ты заслуживаешь лучшего, — промолвила я и попыталась взять его за руку, но он ее отдернул. — Прости.

Тодд отшатнулся от меня. Однако мне действительно было очень больно тогда, и больно до сих пор. К сожалению, я не хотела замечать, что по безопасной окружной дороге двигаюсь только я, а Тодд все это время находился внутри нашей связи, одинокий и уязвимый. Я опять повела себя жестоко и эгоистично по отношению к близкому человеку, вместо того чтобы о нем заботиться.

До твоей смерти я считала, что у нас с Тоддом серьезные, зрелые отношения, но с моей стороны это было всего-навсего малодушием, пассивной позицией, обусловленной многолетней неуверенностью в себе и жизни, тогда как Тодд на самом деле заслуживал, чтобы его выбрали по любви и любили искренно.

Через несколько минут он ушел, не сказав куда.

Мистер Райт решил устроить «деловой ленч» и достал сандвичи, заказанные в кафе. Он ведет меня по безлюдным коридорам в переговорную, где есть стол. Огромный офис, в котором сидим только мы, почему-то кажется уютным.