одна живет? — спросил чиновник.

— Одна, барин. Бабы ей еству какую носят. Но говорить с ней боятся.

— Отчего так?

— Так вы сами увидите, барин. Мамка говорит сила нечистая в ней сидит.

Мальчишка привел Тарле к дому, но сам близко подходить не стал, получил обещанный рубль и сбежал. Иван Карлович сам отворил ветхую калитку и подошел к двери черного покосившегося домишки.

Из домика доносился звонкий девичий голос. Тарле к своему удивлению узнал латынь. Девушка читала стихи!

— Невольный вкрался в душу страх.

И канул вопль во тьму.

С кровавой пеной на губах

Она приблизилась к нему.

Тарле не мог понять как простая деревенская девушка, ничему и никогда не учившаяся могла говорить на латыни? Ведь даже многие чиновники сего языка не ведали.

Он вошел в дом.

Девушка в простом платье, какие носили крестьянки, сидела на лавке и смотря в одну точку повторяла:

— Невольный вкрался в душу страх.

И канул вопль во тьму.

С кровавой пеной на губах

Она приблизилась к нему.

На Тарле она не обратила никакого внимания. Словно его и не было. Девушка была молода, не больше 14 лет, худощава и нескладна. Её фигура еще не оформилась. Зато лицо её было прекрасным. Ивану Карловичу она напомнила нимфу из греческих мифов.

Двери за чиновником закрылись сами собой. И от этого хлопка он вздрогнул всем телом, а девушка вдруг перестала декламировать стихи…

***

2

Трактир «Ведьмина гать».

Коллежский асессор Тарле очнулся в сыром подвале. Он поднялся на ноги и ощупал больную голову. На стене чадил факел, и тускло освещал пространство вокруг. Его окружали бревенчатые черные стены, влажные от сырости.

— Что за черт! — выругался Тарле. — Где это я?

— Здравствуй, Иван Карлович, — послышался голос.

Тарле оглянулся и на куче гнилой соломы заметил мужчину в рваном камзоле.

— Ты знаешь меня? Кто ты, сударь?

— Я Карпов, коллежский секретарь. Чиновник сыскного ведомства.

— Карпов? Ты ли это, Петр Антипович?

— Али не признал?

— Трудно признать в таком месте чиновника юстиц-коллегии.

— Я в сыскном приказе служу. К московской канцелярии юстиц-коллегии токмо временно приписан.

— Где это мы, Петр Антипович?

— Сие подвалы проклятого трактира «Ведьмина гать». Нечистое место, Иван Карлович. Ты как попал сюда?

— Хотел бы и я задать тот же вопрос, господин Карпов. Помню деревенский домик на окраине села. Помню, как зашел в него, а дальше все словно отрезало.

— Вот и у меня было нечто подобное. Ехал из имения и заблудился в лесу. Вернее мой кучер заблудился. Сказал, что ведьмы нас кружат.

— Эту историю мне уже рассказали, Петр Антипович. Я ведь, сударь, за тобой прибыл.

— В имение Архангельское?

— Да.

— Дальние соседи — барский дом в имении Кантемира и «Ведьмина гать».

— Про то ничего не могу вспомнить, сударь. Голова болит, — ответил Тарле.

— У тебя рана на голове, Иван Карлович.

Тарле прикоснулся к повязке.

— Это я перевязал тебя, да рану водой промыл. Кто тебя так приложил?

— Того не знаю. Веришь ли, господин Карпов?

— А чего не верить? Место страшное, проклятое. Меня ведь упреждал отец Михаил, что не дадут мне вернуться на Москву. Так оно и вышло. Степан Андреевич-то, получил мое послание?

— Да. Добрался твой денщик до Москвы.

— То хорошо, — вздохнул Карпов. — Если и сгину, то не зря.

— Ты погоди хоронить себя, господин коллежский секретарь. Не рано ли помирать собрался? Ведь не убили нас пока. А стало, может еще и выберемся.

— Не убили говоришь? Да можно и похуже смерти кое-что испытать, господин Тарле. Али не слыхал, что я сказал тебе? Сие «Ведьмина гать». Смекай.

— И что с того? Неужто веришь в бога мести Чернобога, господин Карпов?

— Не знаю ныне во что верить, Иван Карлович. Но место это странное. Было здесь поганое капище языческое в давние времена. Я ведь уже не одну ночь провел здесь. И сны видел, как людей приносили в жертву этому Черному богу.

— Сны?

— А может сие и не сны были. Такого ранее мне никогда не снилось. И идолище стояла прямо предо мной. Я в глаза его смотрел.

— Глаза кого?

— Черного бога.

— И что за глаза были у идола?

— Словно омуты. Сам идол деревяшка обычная, грубо оструганная. Но глаза словно блюдца и в них была тьма. Не вру, Иван Карлович. Я в холодном поту проснулся. И в той тьме было предупреждение о скорой смерти.

— Но коли не убили сразу, то стало быть убивать нас не хотят. Иначе, зачем им меня сюда было тащить? Могли бы сунуть в мешок и в реку бросить. Мыслю я, господин Карпов, что время они хотят выиграть.

— Кто они?

— А управитель здешний Тит Ипатыч.

— Ипатыч?

— Он. Хитрый старик. Но за ним наверняка стоит некто.

— Власта! — сказал Карпов.

— Власта? Ты о чем, Петр Антипович?

— Девица именем Власта, та самая, что прибыла сюда как служанка Кассандры Кантакузен, на многое способна. Так здешние людишки говорили. Вот послушай.

Карпов прочитал Тарле четверостишье:

— Невольный вкрался в душу страх.

И канул вопль во тьму.

С кровавой пеной на губах

Она приблизилась к нему.

Иван Карлович вздрогнул. Он вдруг вспомнил о девушке, которая читала эти же стихи!

— Я вспомнил! Эти стихи читала помешанная Настя!

— Это еще кто? — спросил Карпов.

— Одна девушка, которая живет на краю деревни. В её доме со мной все и случилось.

— Девушка? Но кто она?

— Местная крестьянка. Но она прочитала мне вот эти самые вирши на латыни!

— Ты в своем уме, Иван Карлович? На латыни? Крестьянка?

— Меня и самого сие удивило, Петр Антипович. Девушка родилась порченной. Её никто и никогда ничему не учил.

— Это тебе так сказали?

— Здешняя кухарка рассказала её историю.

— А если это и была Власта? Та самая, про которую так много здесь говорят!

— Нет, Петр Антипович. Власта старше той девушки. Девушке не больше 14 лет.

— А ты видел Власту, Иван Карлович?

Тарле рассказал о своей встрече с Властой, но без подробностей. Карпов был удивлен:

— Ты познал сию колдунью близко, господин Тарле. Так?

— Вроде того.

— Много чего я слышал про Власту. В имении Кантемиров она личность известная. Мало кто откажется от Власты. Говорят, телом хороша чертовка. А сколько Власте лет?

— Не многим больше 20 лет, Петр Антипович, — ответил Тарле.

— А на деле ей много больше. Прибыла она в Россию в свите молодой Кассандры Кантакузен. А та Кассандра давно в земле лежит и внуков имеет уже больших. А Власте и ныне 20 лет. Не кажется тебе сие странным, Иван Карлович?

— Но кто сказал, что