– Кое-что лучше оставить, как есть.

– Но, если не рискнешь, никогда не узнаешь.

Кэм, ссутулившись, идет рядом со мной.

– По крайней мере, мне не разобьют сердце.

Сложно противопоставить что-то такой точке зрения. Меня всегда поражает, когда люди сами делают все, чтобы им было больно. Держат руки над огнем, а потом удивляются, когда обжигаются.

– Кажется, Оуэн остыл, – отмечает Кэм.

На другом конце коридора, припав к ярко-синим шкафчикам, стоит Оуэн и наблюдает за нами.

– Мне волноваться? – спрашивает Кэм.

– Из-за чего?

– Из-за того, что Оуэн Лоу тусуется в коридоре и ждет мою кузину.

– Он не ждет меня. – Не признаюсь в этом Кэму, но Оуэн действительно как будто кого-то ждет. – Наверное, был у своего шкафчика, когда увидел нас, поэтому ждет. Разве не так поступил бы хороший южный парень?

– Ага. – Кэм понижает голос. – Только в твоей теории есть одна проблема.

– Какая?

– Шкафчик Оуэна находится с другой стороны здания.

Мой взгляд устремляется к Оуэну. Он смотрит прямо на меня и выпрямляется, когда мы идем в его сторону.

Оуэн что-то говорит Кэму, но я не обращаю внимания. Думаю о том, что только что сказал Кэм.

Шкафчик Оуэна находится с другой стороны здания.

Вдруг я становлюсь тем человеком, что видит огонь, но все равно продолжает держать руку над пламенем.

– Мне надо к шкафчику перед пятым уроком. Ты знаешь, как отсюда добраться до следующего урока? – спрашивает Кэм.

Я понимаю, что он говорит со мной.

– Я провожу ее, если не знает, – отвечает Оуэн. Кэмерон предупреждающе смотрит на него.

– Мы просто прогуляемся, – говорит Оуэн.

– Принято к сведению.

Кэм уходит. Оуэн улыбается мне.

Внутри меня как будто находится маленькая девочка, держащая охапку желтых шариков, и она отпускает их, чтобы они взлетели внутри моей груди.

ЗАКОНЧИВ С ФИЗИОТЕРАПИЕЙ, выхожу из раздевалки после душа и вижу, что Оуэн расхаживает перед рингом, прижав телефон к уху.

– Ну же, мам. Возьми трубку. – Оуэн тянет волосы, словно пытается их выдрать. – Очень плохо, что ты игнорируешь мои сообщения, а теперь переключаешь меня на голосовую.

Он останавливается и прислоняется лбом к мягкому столбику в углу ринга, подняв руку над головой.

– Не делай этого, мам. Пожалуйста. Не сегодня, – умоляет Оуэн. Он кладет трубку и кидает телефон на пол. Аппарат ударяется о бетон и ломается. – Дерьмо! – Он хватается за канаты и трясет их, затем сутулится и поникает.

Я подхожу ближе, наблюдая, как с каждым вздохом поднимаются и опускаются его плечи. Освещение в зале приглушено, из-за черных спортивных штанов и толстовки он похож на тень.

– Оуэн? – тихо зову его по имени и касаюсь плеча. – Что случилось?

Он убирает одну руку с канатов и, положив на мою, сжимает ее. Большой палец оказывается на запястье, и по моей руке пробегает словно разряд.

– Мама достала козырь. Она не хочет, чтобы я дрался, и к концу вечера я лишусь возможности участвовать в региональном чемпионате.

– Расскажи мне подробнее. Что она сделала? Я не смогу тебе помочь, если не поговоришь со мной.

Рука Оуэна соскальзывает с моей, и он поворачивается ко мне лицом. Я едва дотягиваю до его плеча.

– Ты мне поможешь?

– Зависит от того, о чем мы говорим.

Он убирает за ухо высвободившуюся прядь моих волос, и от его прикосновения по моему телу бегут мурашки.

– Ты ничем не можешь помочь, но мне приятно, что ты помогла бы. – Оуэн трет лицо. – Мама должна была приехать двадцать минут назад, чтобы я отвез ее домой и взял машину. Сегодняшний полуфинал проводится в Нэшвилле. Если я не буду участвовать, меня дисквалифицируют и я не смогу участвовать в финале.

– А что насчет Каттер? Ты можешь поехать с ней?

Он качает головой.

– Она встречает меня там. У университетской команды в пятницу вечером важная игра, и она понадобилась им на тренировке. Даже если сейчас ей позвоню, она не успеет меня забрать. – Он расстроен, и я понимаю. Я тоже не смогла бы пережить, если бы меня дисквалифицировали, не дав шанс посоревноваться. – Может, удастся попросить твоих кузенов, когда приедут за тобой?

– Они сегодня не забирают меня, – спокойно отвечаю. – Тренировка закончится часов в семь, и Кэм сказал, что может продлиться, потому что завтра нет уроков. Поэтому я сама себя привезла.

Брови Оуэна взлетают.

– Когда у тебя появилась машина?

Достаю ключи и кручу их на пальце.

– Дядя разрешил взять его джип, который он реставрирует.

– Ты должна меня отвезти, Пейтон. Я сделаю все, что угодно. Заплачу тебе или остаток года буду носить за тебя учебники. Что пожелаешь. Просто подвези меня.

– На бой? – Делаю шаг назад.

Оуэн встает на колени и складывает руки.

– Пожалуйста.

Мне хочется попасть на бой точно так же, как хочется прийти в школу головой. Но как отказать? Понимаю, в каком он отчаянии. Если бы я не могла попасть на игру, которая приведет мою команду к чемпионату, то слетела бы с катушек.

– Я не могу пойти на бой, – срываются слова.

Оуэн поднимается, наблюдая за каждым моим движением.

– В смысле, не можешь?

Снимаю с запястья резинку и неторопливо собираю волосы в хвостик. Лишь бы не смотреть ему в глаза.

– В смысле, не пойду.

– Ты можешь не ходить на бой. Просто подбрось меня, – говорит он, сменив тему. – Если Каттер не сможет отвезти меня домой, доеду автостопом и сделаю это с улыбкой. Просто отвези меня туда.

– Хорошо. Я отвезу тебя. Но внутрь не пойду.

– Серьезно? – Оуэн обхватывает меня за талию, поднимает и кружит. – Ты понятия не имеешь, как сильно я люблю тебя сейчас.

Мое сердце бьется о ребра.

Это фигура речи. Так говорят все время.

Я так говорила. Он ничего не имел в виду, но хотелось бы, чтобы было иначе. Неприятное чувство, с которым я лично познакомилась в последние несколько дней, снова расцветает во мне.

Разочарование.

Оуэн опускает меня. Берет свою сумку и снимает с моего плеча рюкзак.

– Ты спасаешь мою задницу, Пейтон. Я тебе должен.