Паркуюсь, и Оуэн смотрит на меня.

– Спасибо, что подвезла. Это правда. Ты спасла мою задницу. Я доеду обратно с Каттер или что-нибудь придумаю.

– Во сколько все заканчивается?

Не хочу, чтобы он ехал автостопом.

– Около девяти. А что? Ты передумала и решила посмотреть? – На его лице отражается надежда.

– Нет. Но я вернусь к девяти и заберу тебя. Бои продлятся всего два часа, а я всегда хотела увидеть Нэшвилл.

– Ты серьезно?

– Да. – Кокетливо ударяю по его руке, чем гордилась бы Люсия. – Встретимся здесь в девять.

Глаза Оуэна устремляются на то место, где я коснулась его руки. Он тянется и прижимает ладонь к моей ладони так, будто они находятся по разные стороны стекла. Переплетает мои пальцы со своими и кладет наши руки на его ногу.

– Могу задать тебе вопрос? – спрашивает он.

Вероятно, я не захочу отвечать на вопрос, который начинается таким образом.

– Забудь. Ты все равно мне ничего не расскажешь.

Девушке, которая в игре «Правда или действие» всегда выбирает действие, сложно проигнорировать вызов.

– Обратная психология? Меня настолько просто считать?

– Как раз наоборот, – говорит Оуэн.

– Что ты хочешь знать? Имя парня, с которым впервые поцеловалась? Самое худшее, что я сделала? Мой самый темный секрет? Порази меня.

– Если бы ты не взяла передышку между отношениями, а я бы не был кикбоксером, ты дала бы мне шанс?

Во рту становится сухо. Что сказать? Признаться, что меня к нему влечет и в альтернативной вселенной через секунду пошла бы с ним на свидание? Слишком рискованно отвечать прямо, нужно отшутиться или уклониться от ответа.

– Какой шанс? – предлагаю ему выход, хотя втайне надеюсь, он не направится к нему.

– При котором я целую тебя на ночь.

Втягиваю воздух и в итоге начинаю кашлять.

– Не хотел тебя смутить. – Оуэн сдерживает улыбку.

– Чтобы меня смутить, удачного подката мало. – Бросаю на него взгляд. – Готова поспорить, ты говоришь это всем девчонкам, которые не ходят с тобой на свидания.

Уголок его рта приподнимается.

– Вообще-то, их не так уж много.

– Как будто ты признался бы мне в этом.

– Обижаешь, Пейтон. Пытаешься разбить мне сердце?

Скептически смотрю на него, что довольно сложно, когда он притворно дуется.

– Не уверена, что это возможно.

Оуэн подносит наши руки к своей груди.

– Любое сердце можно разбить. Просто некоторые разбить легче, чем другие.

– Ты всегда так много флиртуешь?

– Только перед боем.

Я смеюсь. Оуэн помогает мне забыть о моих проблемах, и это приятно.

– Почему ты улыбаешься? – спрашивает он.

– Девушке нельзя улыбнуться?

Я снова флиртую.

– Если эта девушка – ты, она может делать все, что хочет. – Оуэн не сводит с меня взгляда, и мне кажется, он точно знает, о чем я думаю. – Уверена, что не хочешь пойти со мной? – спрашивает он.

– А ты не сдаешься, да?

Оуэн становится серьезным.

– Нет, если чего-то очень сильно хочу.

Я ВСЕ ЕЩЕ НАХОЖУСЬ на парковке, когда постоянный поток входящих в здание превращается в ручеек. Бои скоро начнутся. Я планировала уехать и прогуляться по центру Нэшвилля, но все еще смотрю на боковую дверь, в которую несколько минут назад зашел Оуэн.

Какой он борец? Агрессивный и всегда идет в наступление – бросается на противника в ту же секунду, как звучит гонг? Или медленный и уверенный, как марафонец, распределяет силы и в процессе изматывает противника?

Съезжаю вперед на водительском сиденье, злясь на саму себя.

Кому какое дело, как борется Оуэн?

Он борец. Больше мне ничего не надо знать. Но я не могу перестать об этом думать.

Ну все. Я иду внутрь.

Я слишком много думаю. Войду, немного посмотрю и уйду. Оуэн и не узнает, что я там была.

Открываю дверь машины, пока не передумала. Температура упала, и стало холодно.

Надо было взять папину куртку.

На пассажирском сиденье скомкана школьная толстовка Оуэна. Натягиваю ее, и меня окутывает соленый запах океана.

Почему он не пахнет голубым сыром или старыми кроссовками? Захлопываю дверь и иду по парковке к главному входу.

Устроившаяся на стуле возле входа женщина играет на сотовом в интерактивную версию «Скрэббла». Она протягивает руку, не сводя глаз с экрана.

– Пять долларов.

Нахожу в кармане смятую купюру и отдаю ей.

– Заходи. – Она показывает большим пальцем за спину. – Просто иди на крики.

Как только вхожу в двери, слышу знакомый гул – свист и крики, топание ногами и улюлюканье.

Я и забыла, как шумно на таких мероприятиях.

Смотреть бой было своего рода терапией – способом выплеснуть гнев и раздражение, замаскированные под энтузиазм в отношении соревнующихся. Именно так я чувствовала себя, когда ходила на бои Рида. Зависаю перед дверным проходом, ведущим к рингу. Проем обрамляют сломанные петли, будто кто-то сорвал дверь, что характеризует общую атмосферу арены.

Как только пересекаю порог, создается ощущение, что я воспользовалась машиной времени, перенесшей меня на бои Рида.

По периметру ринга, сделанному в форме восьмигранника, расставлены складные стулья, но на них никто не сидит. Худой паренек в красных, пропитанных потом шортах добивает противника серией ударов в ребра, далее бьет коленом в живот. Противник сгибается, из него вышибло дух. Этот бой долго не продлится.

У него открыт правый бок.

Прикройся.

Слишком поздно. Парень в красных шортах наносит удар, голень с силой врезается в цель, и его противник валится на мат.

Толпа ревет. «Зачем подвергать себя такому уровню физического наказания?» – однажды после боя спросила я Рида.

Он посмотрел на меня, как на безумную.

– Ради всплеска эмоций.

Футбол тоже вызывает во мне всплеск эмоций, но мне не надирают зад.

Бросаю взгляд на открытый дверной проем за своей спиной. Мне надо уйти отсюда. Это место напоминает мне о Риде, а я меньше всего хочу думать о нем. Но, если уйду, получится, из-за него, а это хуже.