– Ты не поверишь, – сказал я Ричарду голосом, который на девяносто процентов утратил энтузиазм, звучавший в нем всего две минуты назад, – но сегодня у меня не получится.

– Вот и прекрасно, – отозвался Ричард. – Встретимся у «Оушнэйр» где-то в полседьмого. Перехватим немного устриц и светлого пива, а потом не спеша двинемся на матч.

Я ничего не ответил. Он отлично слышал, что я сказал, просто продолжал искушать меня. Потом он произнес:

– Так ты что, идешь сегодня к доктору на стерилизацию?

– Дело в одной из девочек, Абигейл, – стал объяснять я ему. С минуту я колебался, прежде чем рассказать подробно, однако Ричард был не просто отцом, он был одним из лучших отцов в мире. Иными словами, такой парень просто не мог меня не понять. – Я обещал ей почитать сегодня вечером и не хочу нарушать слово, не предупредив заранее.

Мы снова помолчали, на этот раз оба. Возможно, нам обоим пришла в голову мысль о том, какая коренная перемена произошла во мне, каким я был раньше и каким стал теперь.

– Знаешь что? – начал он, заставив меня теряться в догадках о том, что последует дальше: я олух, друг из меня никудышный, я совсем потерял голову и не соображаю, что делаю. – Ты поступаешь совершенно правильно. Пройдет двадцать лет, этот матч ты и не вспомнишь, зато наверняка вспомнишь, как читал книгу малышке. – Это звучало достаточно трогательно, пока он не внес поправку: – Нет, знаешь, тут я ошибаюсь. Матч ты через двадцать лет не забудешь, а вот как читал ребенку именно сегодня вечером, можешь и позабыть. Но вообще, самое важное не это.

Я не уверен, что понял его до конца, но как бы там ни было, не сомневался в его правоте.

* * *

Работы было много, дороги заполонили машины, и я приехал к Пэм только в половине восьмого. Ужин давно закончился, однако девочки еще были бодрыми, их не сморила усталость, неизбежная для детей их возраста. Когда я вошел, обе они лежали на диване и смотрели очередной сериал по телевизору – на мой взгляд, исключительно тупой. Между ними лежал Цыпа, на удивление присмиревший. Короче, очередной вечер у телевизора с комнатным цыпленком. Петушок так напряженно смотрел на экран, что был готов, наверное, клюнуть всякого, кто осмелился бы взять в руки пульт дистанционного управления. Потом голова его слегка повернулась – ровно настолько, чтобы бросить на меня сердитый взгляд.

– Привет, малышки, – сказал я, обращая на себя внимание, хотя они и так должны были заметить меня даже при слабом свете в гостиной. Они поздоровались со мной, без энтузиазма, но и не холодно, и я, не желая отрывать их от телека на середине фильма, пробрался на кухню, где Пэм готовила им на завтрашний день ланчи в школу. Материнские заботы, как я уже успел убедиться, не кончаются почти никогда.

– Я хочу, чтобы сегодня они легли спать пораньше, – сказала Пэм. – Завтра утром до уроков им надо быть у зубного врача.

Иной раз я задумывался о том, чем были наполнены все ее дни: бесконечной беготней, постоянными тревогами, необходимостью все время быть начеку, – и от этих мыслей коленки у меня дрожали, а сердце начинало отчаянно колотиться. Ну, это не по моей части. Я лишь сказал:

– Если я могу чем-нибудь помочь, ты только скажи.

Прошло минут двадцать. Мы сидели за столом и болтали, внезапно Пэм громко воскликнула:

– Объявляется двухминутная готовность!

В ответ из соседней комнаты послышалось: «У-у-у-у!», – и я не мог не улыбнуться. Затем петух издал громкое протестующее «ку-ка-ре-ку!»

– И выведите Цыпу! – распорядилась Пэм. – Ему надо взобраться на полочку до темноты.

Я пошел в гостиную – играть роль, которая мне, возможно, и не принадлежала: что-то вроде посредника, который должен смягчать неизбежные трения между детьми и родителями.

– Цыпе пора убираться на улицу, – сказал я, выразительно указывая рукой на дверь и в шутку притворяясь сердитым. – А вы обе ступайте наверх. Живо!

Они, разумеется, и ухом не повели. Точнее, Абигейл зевнула, а Каролина переключила телевизор на канал, где как раз начинался детский фильм.

– Ау, мама, – позвала она, словно меня и не было в комнате. – Тут идет «Дорога домой»[49]. Можно, мы посмотрим?

– Нельзя. Спать пора.

– У-у-у-у!

Обе девочки неохотно поднялись с дивана, протирая слипающиеся глаза, захватили свои одеяла и отправились на второй этаж. За ними потрусили и собаки, образовав небольшую процессию.

– Аби, я сейчас поднимусь и почитаю тебе.

– Ничего страшного, – рассеянно пробормотала она. Дите поднималось по лестнице, но одеяло чуть не выпадало из рук и тащилось по ступенькам.

– Ты не поняла, – окликнул я ее. – Я сейчас приду к тебе. Мы собирались познакомиться с Железным Дровосеком.

– Ой, я так устала, – ответила она.

Я замер у лестницы, а мозг сверлила мысль: «И ради этого я отказался от матча “Селтикс”»? Взглянул на часы: через несколько минут состоится розыгрыш спорного мяча. Сейчас мы с Ричардом устраивались бы на своих местах, открывали бы по первой банке пива, настраивались на игру, упиваясь зрелищем, которое представляет собой финальный поединок лучших команд НБА.

А вместо этого я стоял в полутемном холле и слушал, как маленькая девочка топает по коридору второго этажа. Потом за нею негромко захлопнулась дверь в спальню. Я сделал несколько глубоких вдохов. Мне хотелось воззвать к небесам и переиграть принятое днем решение. Пожалуйста, пусть мне дадут еще один крошечный шанс. Пусть я окажусь на своем месте в «Гарден» и буду жить той жизнью, для которой предназначен. Ну пожалуйста!

– Что-то случилось? – Это была Пэм. Она шла к лестнице с кипой выстиранного белья в руках, ей нужно было уложить девочек спать.

– Все в полном порядке, – отозвался я.

– Вид у тебя неважный, – заметила она, протискиваясь мимо.

– Да вот, Абигейл не хочет, чтобы я читал ей на ночь, – пожаловался я.

– Да, – подтвердила Пэм. – Она сильно устала. Мы все утомились: день был тяжелый, а завтра надо рано вставать.

Мне хотелось рассказать Пэм, от чего я отказался, где я сейчас должен был быть, какое удовольствие мог бы получить, а что в итоге? Меня бросили здесь, словно я никому и не нужен. Спокойно, Брайан, спокойно. Я мудро промолчал, глядя, как Пэм со стопкой чистого белья поднимается по лестнице, чтобы уложить дочерей.

И все же я последовал за ней, тихонько постучал к Абигейл и вошел.

Свет был погашен. Аби уже лежала под одеялом, рядом на подушке покоилась ее излюбленная игрушка, Ху-Ху. Уж не знаю, кто это был в действительности. Похоже оно было на собаку и в то же время на куклу-марионетку. Ну, может, собака-марионетка.