Но ведь я столько отдал Союзу: трофеи, оружие, боеприпасы, да то же продовольствие. А меня всё равно обвиняют в собственничестве. И делают это между собой, в компаниях. Думаю, всё дело в том, что я делился с государством, а им ничего не перепадало, и их недовольство – банальная зависть таких же собственников. Да, я привык ни в чём себе не отказывать и не вижу в этом ничего плохого. Живу как хочу.

И да, мне не нравится делить комнату с чужими для меня людьми, если это, конечно, не красивая девушка. Я просил отдельный номер, но мне отказали: мол, таких нет. Ага, а семнадцать пустых номеров в гостинице на ремонте, что ли? Вот только я его что-то не видел. В общем, живу с коллегами.

А тех, кто на меня ворчал, завидовал, жаловался да кляузы писал, я к себе больше не приглашал, несмотря на их намёки. А зачем? Чтобы меня снова потом между собой грязью поливали? Нет уж.

Это в основном на Севере было, до того, как я с Ингой жил, и после. Я и с ней-то расстался ещё и потому, что она поддакивала и соглашалась со многими неприятными вещами, которые обо мне говорили. Ну и строить меня пыталась, под каблук загнать. Она мне не изменяла, но характер и желание выйти замуж за дважды Героя толкали её на разные, не самые красивые, выходки. Для неё это видимо норма: заинтересовать и женить. Ну а для меня нет. И на черта мне такая нужна? Погнал, и рад этому.

Теперь о соседях. Я очень не люблю, когда меня будят, предпочитаю сам просыпаться. В номере я настроил сигнальную сеть на нашу комнату и прописал в ней обоих соседей. Я привык к сигнализации, которая всегда предупреждает меня о нарушении границ. Поэтому для меня стало неприятной неожиданностью, когда меня потрясли за плечо.

Я едва унял бешенство: не люблю прикосновений, особенно таких, в постели, да и когда мои вещи трогают без спросу, тоже не люблю.

– Командир, к тебе фельдъегерь.

Надо же, я так крепко спал, что не услышал стук. В общем, неудивительно: пришёл поздно, мои соседи все уже спали. Стараясь не разбудить их, я принял душ и отправился спать, и вот так крепко уснул. На стук в дверь первым вскочил особист и, натянув брюки, открыл дверь, за которой стоял фельдъегерь, прибывший ко мне. Вот особисту и пришлось меня разбудить.

Встав, я быстро надел форменные штаны и, подойдя к посыльному, показал ему удостоверение, хотя он и так меня узнал: мои фотографии сейчас можно было найти во всех газетах. Но инструкции есть инструкции. Я расписался в получении, фельдъегерь ушёл, а я закрыл дверь и прошёл к столу у окна. Устроившись на стуле, включил настольную лампу, посмотрел на циферблат наручных часов (они были у меня кармане брюк, поскольку я не имел привычки без острой надобности спать с часами на руке, мешают) и негромко матюгнулся.

– Пять утра. Они бы ещё ночью этот пакет принесли.

Особист ушёл в ванную комнату. Я с завистью посмотрел на Дёмина: вот кому на всё пофиг. Он спал так, что из пушки не разбудишь, лишь похрапывал, и это было ещё одной причиной, почему я предпочитал жить один и иметь одноместную каюту.

Я аккуратно вскрыл пакет и, быстро прочитав приказ (а это был именно приказ, причём заверенный подписью наркома Кузнецова), скривился так, словно съел лимон. Это, без сомнений, работа Сталина, мы этой темы касались. Как раз после моего ухода успел подготовить, пока я спал, и отправил мне. А встречаться, видимо, не захотел: решил, что приказа в бумажном виде вполне достаточно. Вылетать нужно совсем скоро, а Сталин сейчас отдыхает, поэтому, видимо, решили обойтись без объяснений.

Если коротко, меня отправляли в Севастополь в качестве инспектора от Генштаба. На приказе рукой Сталина было написано, что я имею широкие полномочия. Если проще, могу творить, что хочу, но должен выполнить приказ – помочь войскам крымской обороны освободить полуостров, ну и прилегающие территории. Главное, Крым освободить.

Я едва успел дочитать, как прибыл сопровождающий, который должен был доставить меня на аэродром. Он ещё не поднялся к нам на второй этаж, общался внизу, я увидел его Взором.

Я сообщил особисту, что у меня новое задание, и велел ему возвращаться в часть: мол, как смогу, так и вернусь. С командования «Неуловимым» меня не снимали, в приказе это было отмечено особо: у меня всего лишь командировка.

После этого я стал собираться. Как раз бушлат застегнул и шинель подхватил, когда раздался стук в дверь. Я открыл её и, приказав армейскому лейтенанту ждать меня, быстро застегнул шинель, поверх неё – ремень с кобурой, планшетку. Попрощался с особистом и попросил его попрощаться за меня с Дёминым, когда тот проснётся. Потом я подхватил чемоданчик, мой тревожный, с которым я вылетел в Москву, и покинул номер.

Лейтенант представился, я проверил у него документы. Снаружи ожидала машина, в которой сидел водитель-ефрейтор. Было ещё темно, ветер поднимал снежную круговерть – не метель, но близко.

– Лейтенант, какой у вас приказ? – уточнил я, когда мы шли к машине.

Вопрос был задан с немалым интересом. Пока мы спускались вниз, мне в голову пришла идея, и я решил уточнить, есть ли у меня время, чтобы её осуществить. А идея была достаточно проста – прогуляться по тылам немцев тут, в Подмосковье. И нашим помочь, ослабив противника, и запасы сделать. Хранилище у меня, по сути, пустое: хотя и занято более чем на треть, но это ресурсы, в основном топливо, уголь, бензин и соляра. Ну и мои личные запасы плюс минимум техники, от авиа до авто и брони. А вот лётчиков у меня нет, нужно добыть.

К слову о лётчиках. Я в последнее время начал качать Излечение: наносил себе раны, а после лечил, опустошая резерв Излечения в ноль. Уже пятьдесят лечебных программ мог задействовать. Причём тут лётчики? У меня появилась возможность посмотреть, какие ближайшие десять лечебных опций мне откроются. Так вот, лечебная программа под номером шестьдесят два – это лечение фобий. А у меня их уже три.

Одна постоянная – страх высоты, который во всех жизнях меня преследует, а ещё две я приобрёл уже здесь, в этой жизни – боязнь замкнутого пространства и боязнь глубины. Восхитительно для подводника, не так ли? Я осознал эти страхи во время перегона из Англии в Полярный. И только отличная сила воли позволила мне продолжить управлять подводным крейсером и довести его до базы.

А тут я увидел возможность избавиться от них и самому научиться летать. Такое умение всегда пригодится. Вернувшись в Полярный, я планировал учиться между походами: навигации, корабельной артиллерии, специальности судового механика или инженера, ну и всему тому, что нужно, что может пригодиться. Учителей найду.

А тут вон какой финт, меня в Крым направили, провести проверку штаба крымской обороны и штаба Черноморского флота. Я думаю, хотели проверить меня: если смогу сработать как спаситель и выправить сложившуюся ситуацию, то меня и дальше будут использовать подобным образом. Как Жукова. Не скажу, что я в восторге, но помочь надо, так что буду работать не за страх, а за совесть.

Лейтенант, открывая мне дверь, ответил честно:

– У меня приказ доставить вас на аэродром и убедиться, что вы улетели. Я лишь знаю, что самолёт летит в Воронеж. Борт почтовый, то есть рейсовый, одного пассажира ждать не будет.