образом раздобыть еду и ночлег; б) я вообще слинял из Праги; в) кто-то укрывает меня у себя. Из всех трех вариантов только последний выглядит правдоподобным. И возникнет вопрос: кто мог это сделать? Канлиф, вероятно, уже сообщил им, что у меня в Праге нет знакомых — я вдруг припомнил, что он специально расспрашивал меня об этом. А это значит, что я обзавелся таковыми или же каким-то образом связался с посольством.

Власту ни о чем не спрашивали, из чего следует, что это знакомство осталось никому неизвестным. Видимо, она вела себя осторожно. И не стала докладывать, что в первый мой приезд ужинала со мной в отеле. Я был почти уверен, что когда встречался с ней в тот раз, слежки за мной не было. Они были во мне вполне уверены.

В общем, если все подытожить, они придут к выводу, что я укрываюсь у одного из сотрудников посольства. Тогда они установят слежку за этими cor трудниками. За их домами и машинами. Что, рано или поздно, дико им надоест. Вот это все и надо изложить в письме. Да и Власте, справедливости ради, надо бы все рассказать. От этих раздумий я заерзал в постели. Роскошная великанша, что-то бормоча, зашевелилась рядом со мной.

— Власта!

— Что, милачек?

— Власта, я обдумал твое предложение по поводу посольства.

— Хорошо, милачек, потом. Потом поговорим…

— Нет, надо поговорить сейчас. Тебе придется встать через пару часов.

Она обхватила меня рукой так крепко, что чуть не придушила, и, сонно сев в постели, зажгла прикроватное бра.

— Хочешь как можно раньше очутиться в посольстве, а, купчик? — спросила она, печально на меня глядя.

— Попала в точку.

— Значит, мы видимся в последний раз…

Ее потрясный бюст вырисовывался в свете бра очень и очень выразительно. Тяжело и мрачно ко мне привалившись, она сказала:

— Ты не вернешься никогда. Никогда!

— Видишь ли, Власта, — жалобно ответил я, — мне нужно кое-что тебе рассказать.

— Ну давай, Николас, рассказывай, — сказала она и со вздохом дважды чмокнула меня в нос, слева и справа.

Я так и сделал, преподнеся ей тщательно сокращенную, подкорректированную и приглаженную цензурой версию. Я рассказал ей, что приехал в Прагу но заданию Павелки, чтобы выведать секреты производства стекла для его нового завода. Что мне пришлось вернуться сюда еще раз — для изучения последних нововведений. И что на сей раз полиция про это узнала, и потому мне пришлось удирать, прибегнув ко всяческим уловкам и маскировке.

— Конечно, это нешуточное дело, — сказала она, насупившись, когда я закончил. — Но за это они тебя не убьют. Ты чересчур психуешь, Николас!

Я скрипнул зубами.

— Есть еще парочка вещей, которых я не рассказал. Там была одна формула, — честно признался я. — Тебе об этом не нужно знать. Главное, что они меня ищут, и мое единственное спасение — попасть в посольство.

— А-а. И ты хочешь, чтоб я поехала с тобой? Хорошо, милачек.

Не думаю, чтобы она въехала, о чем речь. Она как-то странно поглядела на мой нос, будто желая поскорее вернуться к основному занятию.

— Я хочу, Власта, чтобы ты отвезла туда письмо, — сказал я. — Хочу, чтобы они как-то попытались провезти меня к себе на машине. Но им нельзя приезжать сюда, ясно? Отсюда мне придется уйти.

— Хорошо, хорошо. Мы все устроим. У нас еще масса времени. Это все не так страшно.

Я снова скрипнул зубами. Девица, как уже было замечено, отличалась редкой ненасытностью. Я всерьез стал думать, что, наверно, стоит еще немножко ее попарить, чтобы она окончательно проснулась. Но потом попробовал еще раз:

— Это страшно важно, Власта. Я из кожи вон лез, чтобы спастись! Мне нужно описать все в письме, которое я сейчас напишу. Но сперва я должен был рассказать об этом тебе, хоть в общих чертах. Как тебе кажется, ты все поняла?

— Да, я поняла. Ты не хочешь навлекать опасность на этот дом.

— Ты уверена, что сможешь попасть в посольство завтра, то есть сегодня?

— Понедельник — легкий день. Это можно устроить.

— К кому ты пойдешь?

— К регистратору.

— Он англичанин?

— Нет, чех.

— Он обычно проверяет то, что ты привозишь?

— Нет, не думаю. Не знаю.

— Ты сумеешь раздобыть конверт со штампом Министерства стекольной промышленности и написать на нем: СРОЧНО. ЛИЧНО ПОСЛУ?

— Думаю, что да. Конечно, да. — Она вроде бы малость очухалась и стала соображать, что к чему. Ее печальные глаза моргали медленно и задумчиво, она с отсутствующим видом потирала бомбу своей груди. Потом встала, накинула на себя халат и пошла в другую комнату искать бумагу, ручку и какую-нибудь отцовскую одежку. А затем — в кухню, варить кофе.

Я сидел в постели, курил и перебирал в уме все варианты провала. Я испытывал глубокое чувство вины и благодарности к этому гигантскому созданию. Кроме некоторых опасений по поводу того, чем это может грозить ей и ее отцу, она ни разу не отказала мне ни в помощи, ни в щедрой нежности; А ведь у нее все шансы закончить свои дни в лагере! Я был просто восхищен ею. Я поднялся с постели, влез в свои крестьянские штаны и прошел в кухню. Она стояла у плиты и варила кофе. Тут я неуклюже обнял ее за плечи, поцеловал в шею.

Откинувшись назад, она прижалась ко мне, но не повернулась и не заговорила. Я снова ее поцеловал, очень нежно, и, почувствовав, как вздрагивают ее плечи, со страхом понял, что она плачет.

— Власта?

Она покачала головой.

— Что с тобой, Власта?

— Ничего. Я вижу тебя в последний раз, — сказала она.

— Перестань, Власта! — фальшиво воскликнул я. — Может, мы еще встретимся. Я всю жизнь буду о тебе думать.

Господи, если бы я только мог отсюда исчезнуть, если бы мне только позволили думать о чем-то другом! Но пока было то, что было…

Она вынула из кармана халата носовой платок и печально высморкалась:

— Пиши свое письмо, Николас.

Я пошел в гостиную и стал писать, а она принесла кофе и села рядом на диван.

— Ты номер паспорта указываешь?

Да, я его указал, одновременно со всякими другими подробностями, и все это вместе выглядело такой фантасмагорией, что и поверить трудно.

Она еще помолчала, глядя на меня.

— А формула? Ее ты тоже указываешь?

— Нет, — коротко ответил я, не позволяя себе даже думать о том, насколько невозможно ей все это объяснить.

— Мне не страшно, Николас. Для меня это не опасно. Ты обо мне не думай.

— Да нет же, Власта. Никакой формулы нет. Ее просто не