То есть, надеяться, что «все само по себе рассосется», к огромному огорчению Теда, не приходилось. К тому же, на арене появилась, как ее назвал Гарри, третья сила. И она, увы, оказалась даже через чур активной.

⁂

… на экране проектора был храм. Обычный, ничем не примечательный католический собор. На первый взгляд, конечно.

Вокруг храма был разбит импровизированный лагерь. Здесь – кто в палатках, кто в картонных коробках, более счастливые – в автомобилях и прицепах, более несчастные – прямо под открытым небом, расположились люди. Больные и умирающие.

Между ними то тут, то там ходили мужчины и женщины в золотистой одежде. Снимали, вероятно, с квадракоптера, потому, чем занимались люди в золотом, понять было невозможно. Периметр храма охраняли суровые гвардейцы в полевой форме.

Коптер перевел камеру, опять заинтересовавшись людьми в золотом.

Четверо из них тащили что-то, завернутое в одеяло. Они осторожно уложили этот сверток на ступени паперти между гвардейцев, где уже лежало несколько таких же свертков, очень похожих на упакованные в тряпье трупы. Возле некоторых свертков стояли какие-то люди, некоторые из них, по-видимому, плакали.

Раздался колокольный звон. Люди стали подниматься с земли, некоторым помогали те, что в золотом.

Двери храма раскрылись, и на паперть вышел Хосе. Он был в полном кардинальском облачении, с которого, однако, удалили все христианские символы.

– А вот и наш иудушка, – криво улыбнулся Фишер. – Решил начать свое дело, гадёныш. Обратите внимание на того парня справа.

– Седого? – спросил Алек.

– Он такой же седой, каким был ты пару часов назад, – сказал Фишер (его снадобье, тем временем, действовало – Алек и Мэри оживали прямо на глазах; к ним даже, вопреки всем законам биологии, постепенно возвращался пигмент волос – шевелюра Алека заметно потемнела, волосы Мэри, еще седые, уже отдавали рыжинкой). – Когда я с ним попрощался, он был шатеном. Вероятно, последствия воздействия одного из штаммов Януса. Это мой ведущий специалист Борис Койн, по совместительству – пресловутый пациент номер ноль. По моим прогнозам, он должен был уже неделю, как разложиться, но что-то пошло не так.

– А девица? – спросил Тед, указывая на симпатичную брюнетку, словно сошедшую со страниц глянца начала века.

Гарри пожал плечами:

– Понятия не имею. Судя по другим кадрам, это девка Бориса. Ребенок с собакой для меня тоже загадка. Смотрите, что будет дальше.

Тем временем Хосе спустился по ступеням и присел возле одного из мешков, того, что принесли последним. Деловито провел руками по поверхности «пакета», потом воздел руки к небу, как ветхозаветный первосвященник, и принялся что-то бормотать.

Через мгновение мешок зашевелился, потом начал судорожно изгибаться, как громадный червяк, а потом – развернулся, обнажив тело бьющегося в судорогах человека. Вскоре мужчина затих, потом очень осторожно оперся на руку и сел. Хосе тем временем встал и направился к следующему мешку. За ним следовал Борис, темноволосая красавица и девочка с большой собакой.

Женщина остановилась возле «воскрешенного», порылась в сумке, которую несла, и достала оттуда какую-то еду, не то гамбургер, не то большой сабвеевский лонгер. Она протянула это мужчине. Тот, буквально, выхватил еду из ее рук.

Девушка отстранилась, и мужчину это, кажется, несколько смутило. Он прекратил жевать, неуклюже встал на колени и поклонился даме. Та, в ответ, показала пальцем на фасад храма.

И только теперь Тед увидел, что на фасад проецируют изображение. Это волевое, хищное лицо невозможно было не узнать…

– Они что, поклоняются Ройзельману? – удивился Тед.

– Ага, – ответил Гарри, сцепив руки на колене. – А я разве не говорил, что Янус – это продукт разработки моего бывшего коллеги? Борис только довел его до ума. Но думаю, что ими движет отнюдь не благодарность – особенно, если учесть, что сама болячка – тоже результат работы Левушки-гуманиста.

– В смысле? – не понял Тед. – Я могу понять, что они персонифицируют эпидемию, как гнев Ройзельмана за казнь, и пытаются его умаслить…

– …и его именем воскрешают мертвых? – резко спросил Гарри. – Тед, ты верующий?

– Издеваешься? – сказал Тед. – Я рационален, как автомат Калашникова. В данный момент я просто пытаюсь понять, что происходит, и как, черт побери, встроить все это в мою картину мира.

– Тут я тебе помогу, – сказал Гарри. – Беда в том, что я сам не столько учёный, сколько управленец. Надо признаться, Лев два раза меня запнул – сначала с этой чертовой кометой… я, действительно, не был в курсе, что он там химичит! – а теперь и с вирусом.

Поскольку вы не биологи, буду краток: вирус – это очень странная штука. По сути, это просто носитель информации, как те же флэшки, например. И в эту флэшку записать можно что угодно. Например, информацию из ДНК какого-нибудь человека. А потом заразить этим другого человека, и получится… весьма интересная вещь получится.

Я тут, от нечего делать, поэксперементировал. Вернее, не так – я постоянно этим занимаюсь, должен же я контролировать то, что делают мои подчиненные. Борис как-то обмолвился мне, что пытается соединить ДНК- и РНК-версии Януса. Я решил попробовать, а вдруг получится. Получилось, не такой уж я бездарь, как оказалось. Полученного зверя я запер в клетку и стал исследовать всеми доступными способами. Так вот…

Гарри сделал паузу и потянулся за графином. В графине было вино – крепкое, похожее на мадеру, но слаще. По цвету оно напоминало кровь, и слегка отдавало уксусной горечью.

Теду вино не понравилось, а Гарри, похоже, его любил.

Налив себе рюмку, он отпил, а потом сказал:

– В общем, вирус… как бы это сформулировать, чтобы не звучало совсем уж дико? У нашего вируса есть имя, и зовут его Лев Ройзельман. То-то он лыбился, когда ему приговор выносили! «Даже если расшибусь вдрызг, отыщу среди живых щель, распадусь на миллион брызг, хоть одна, да попадет в цель». Если бы я знал, что он – такая язва, я бы его сам потихоньку придушил.

– Стоп, – перебил его Тед. – То есть, американцы болеют, хм… Ройзельманом, и умирают от Ройзельмана?

Алек нервно хихикнул, Мэри, похоже, испугалась.

– Что-то вроде того, – сказал Фишер.

– А мы? – в лоб спросил Тед. – Мы тоже… хм… ну, и дела, мы тоже помолодели, благодаря Ройзельману?

– Ну, нет, – ответил Гарри. – Я, когда только получил Янус-ДНК от Бориса, сразу проверил его, проанализировал, и понял, что в основе формулы лежит чья-то ДНК. Жаль, не догадался посмотреть, чья именно. Я потихоньку собрал генетический материал у всех стигмовцев, от первого до… какой там сейчас последний, не помню… и для каждого сделал индивидуальную рецептуру. Потому мы с Ройзельманом никак не связаны, мы – боги сами по себе.

Черт возьми, мне кажется, что у этой штуки куда больше возможностей, чем казалось сначала: мертвых я, например, воскрешать не могу, а иуда Хосе, как видишь, запросто. Я изолировал нас от Ройзельмана, но потерял возможность пользоваться его знаниями. Именно потому я и говорю, что нам надо будет еще кой-куда заглянуть. Может, удастся немного больше понять возможности нашего нового состояния…