Возглавляемый Крючковым могучий аппарат Комитета госбезопасности за всем происходящим следил, обо всем знал, но безобразий горбачевской политики не пресекал. Не пресекал потому, что председатель КГБ, по природе референт-помощник, был без лести предан Горбачеву. И неужто теперь Крючков по своей воле отважился запереть начальника-благодетеля на даче в Форсе?

Среди членов ГКЧП пребывал и министр обороны Дмитрий Язов. Он, храбрый офицер с Волховского и Ленинградского фронтов, после Великой Отечественной прошел путь от командира батальона до командующего здоровенным военным округом – Дальневосточным. С советско-китайской границы ему, в его 64 года, открывался вид на заслуженный пенсионный отдых. Но в 1987-м Язова вдруг переводят в Москву с полномочиями тасовать кадры всего громадного военного ведомства и в том же году назначают министром обороны.

Возвышение Дмитрия Тимофеевича состоялось после визита на Дальний Восток генсека Горбачева. В сопровождении супруги – Раисы Максимовны. А та, встретив в Хабаровске Язова, сразу вспомнила курорт Карловы Вары в Чехословакии, где некогда ее, еще не первую леди СССР, не раз тепло встречал и провожал учтивый советский военачальник.

Версию о том, что постом министра обороны Язов обязан приязнью к нему Раисы Максимовны, я слышал от его сослуживца – боевого офицера. Он вряд ли фантазировал и, стало быть, Язов, облагодетельствованный четой Горбачевых, – такая же их марионетка, как Янаев с Крючковым.

Среди семи членов ГКЧП, на мой взгляд, самым самостоятельным деятелем был премьер-министр СССР Валентин Павлов. Он медленно поднимался вверх по служебной лестнице в союзном Министерстве финансов при Брежневе. При Черненко и Андропове Павлов уже – член руководства мозгового центра Советской империи – коллегии Госплана. При Горбачеве, в 1986-м, его возвратили в Минфин – первым замом министра. А спустя три года он стал министром.

Правительство СССР Павлов возглавил в пик недовольства политикой Горбачева – в январе 1991-го. Тогда союзный Верховный Совет впервые обрушил вал обвинений на президента Горбачева за кризис в экономике. Тогда Верховный Совет российский и лично Ельцин призывали Горбачева подать в отставку. Тогда же с требованием отставки президента СССР разразилась массовая шахтерская забастовка, грозившая парализовать жизнеобеспечение страны.

В Кремле возникла паника. Горбачев увольняет соавтора перестройки Николая Рыжкова – председателя Совета Министров: вот, товарищи, наказан главный виновник бед экономических. Изничтожается и сам Совмин. Вместо него учреждается Кабинет министров при президенте СССР. Ни то, ни другое Горбачева не спасало, и он, загнанный почти в угол, уговаривает нелояльного к его перестроечному курсу матерого экономиста-финансиста Павлова занять кресло премьер-министра. Павлов находит общий язык с шахтерскими стачкомами, гасит их забастовку и предлагает новую, жестко регулируемую государством программу перехода к рынку. Под эту программу, дабы ослабить криминал в экономике, Павлов проводит обмен денежных купюр и изымает у теневого бизнеса 12 миллиардов рублей. Еще 22 миллиарда сомнительных рублей оказываются замороженными в банках. То есть из оборота оказались выведены 34 миллиарда из 96. Это позволяло снизить дефицит товаров и приступить к частичному освобождению цен – для стимулирования отдельных производств.

Первые шаги премьера Павлова вызвали скрежет зубов у разбогатевших жуликов. Ими прикормленная либеральная пресса подняла вой: как мерзопакостен новый глава правительства. Президент Горбачев действия премьера публично не одобрил, но и не осудил. И в июне 1991-го Павлов вынес на обсуждение в Верховный Совет СССР ряд новых мер по наведению порядка в стране – подчинить Кабинету министров налоговую службу, запретить самодеятельность банков республик, создать единый союзный центр по борьбе с коррупцией и воровством чиновников. Затребованное Павловым постановление Верховный Совет с молчаливого согласия Горбачева не принял.

Ни у президента СССР Горбачева, породившего разжиревшее жулье, ни у союзного парламента, где доминировало лобби этого жулья, проект Павлова – проект пресечения воровства и рыночных реформ без обнищания абсолютного большинства граждан, – поддержки получить не мог. И вот – 19 августа 1991-го. До сего дня трезвомыслящий реформатор-экономист Павлов политического покровительства не имел. А теперь?

Я, прихватив сигарету, снова подался на балкон. Вид на всю в зелени улицу Одессы шевеление моих мозгов о событиях Москве не застопорил. Угу, Горбачев заключен на шикарном курорте. Ого, у присвоившего себе всю власть ГКЧП – благие намерения. Ей-же-ей, ему, органу с чрезвычайными полномочиями, можно силой свершить всё потребное стране: дрожите, сепаратисты, воры и противники здравых экономических преобразований Павлова!

Но решающее слово в ГКЧП – за марионетками Горбачева: Янаевым, Крючковым, Язовым. А они всерьез ли замахнулись покончить с горбачевской политикой и осуществить заявленные благие намерения? Им дано действовать умело и жестко?

Год назад мне, еще как спецкору придворной «Правды», довелось иметь дело с заместителем председателя Одесского облисполкома. Его телефон сохранился в моей записной книжке, и я ему позвонил: а не удостоите ли вниманием отпускника? Он радушно меня принял – с коньяком, шоколадом и сыром. Под звон рюмок выяснилось: явление стране ГКЧП деятелям областной власти – по нраву.

– Бестолочь Горбачев, – заметил мой чиновный собеседник, – давно всем опостылел. Товарищи, которые отгородили его от нас в Форосе, – просто молодцы. И в их обращении к народу всё правильно сказано.

Я полюбопытствовал: какие директивы поступили от ГКЧП в обком и облисполком Одесской области. Оказалось – никакие. Государственный комитет по чрезвычайному положению есть, а инструктажа по чрезвычайным мерам и, соответственно, шагам новой политики – нет. Странно.

В кабинете зампреда облисполкома я накрутил номер телефона редакции «Дня» – на предмет: будем ли мы работать на ГКЧП и не надо ли мне срочно возвращаться в Москву? Главного редактора Проханова на месте не было. Меня соединили с ответственным секретарем Нефедовым. Он сказал:

– На планерке сегодня утром постановили: никого из отпуска не отзывать. Ангажемента от ГКЧП мы не получили. Если ребята-гэкачеписты вздумают с нами подружиться – шлепнем тебе телеграмму по твоему адресу в Одессе.

Мне оставалось вернуться из облисполкома в гостиницу, переодеться и двинуть на пляж.

Ах, Одесса… Три следующих дня я, заслуживший отдых, наслаждался всем, чем можно было насладиться в жемчужине у моря. Но при всём том в телевизор заглядывал. Новости с экрана чем дальше, тем больше навевали у меня скепсис к творцам чрезвычайной политики и, в конце концов, склонили к выводу: ГКЧП – это акция спецслужб Запада. Что давало основания для такого вывода?

Первое. В ночь с 18 на 19 августа гэкачеписты ввели в мирно спавшую Москву танки и бронетранспортеры – наступательные боевые машины. Ими некого было атаковать. Цель ввода бронетехники – лезло мне в голову – вызвать раздражение рядовых москвичей. Вот вам – пробки на дорогах, вот – покореженный гусеницами асфальт на ваших улицах, вот – рев двигателей под окнами. Как всем тем не возмутиться?