Лана помнила, как однажды мать, проходя по пыльной улиценедалеко от Балтийского вокзала, показала на группу типовых бетонных зданий зачугунной оградой и сказала:

— Вот здесь, Ланочка, ты родилась.

Открыв кладовку, в которую не заглядывала много лет, Ланаперерыла разное скопившееся там за много лет старье, — у мамы былапривычка сохранять массу ненужных бесполезных вещей, а у самой Ланы не быловремени заняться серьезной уборкой. Зато теперь она нашла то, что нужно —старые дешевые черные джинсы, спортивную курточку, в которой она в немыслимодавние времена в другой жизни, в старших классах школы каталась на лыжах,темную вязаную шапочку… Кое-как вычистив эти вещи ??т многолетней пыли, онанадела их и осмотрела себя в зеркале. Из зеркала на нее смотрел тщедушный плохоодетый подросток. Лана порадовалась тому, что со школьных времен совершенно непоправилась, и тому, что в этой одежде она абсолютно незаметна, никто неостановит на ней свой внимательный взгляд, никто не запомнит… Она вышла издому, стараясь, чтобы не видели соседи. Машину ей уже отремонтировали, но онане захотела ее брать, потому что это совершенно не вязалось с образом нищегоподростка и ее могли бы прихватить гаишники. Уже подходя к трамвайнойостановке, она встретила соседку по площадке, выгуливающую своего пекинеса.Соседка ??е поздоровалась, даже не подняла на Лану глаз — она ее просто незаметила. Лана опять порадовалась тому, как удачно она создала образ,превративший ее по существу в человека-невидимку.

Роддом она нашла без труда — зрительная память у нее всегдабыла хорошая. Ворота были открыты — многочисленные счастливые папаши сноваливзад-вперед, нагруженные цветами и фруктами, кричали под окнами… У Ланы от видачужого счастья поднялась в душе волна мутной обиды, возмущения вселенскойнесправедливостью, постепенно перерастающая в глухую злость. Она быстро обошлавсе корпуса роддома, ни у кого ничего не спрашивая, чтобы не привлекатьвнимания, и без труда нашла флигель со старой облезлой табличкой «Архив».Запомнив его расположение, она вышла за ворота и села в скверике неподалекудожидаться окончания приемных часов и рабочего дня. Терпения ей было незанимать, но через час к ней подсел какой-то гнусный старик с бегающимиглазками и завел разговор о погоде. Лана мысленно выругалась, вскочила соскамьи и пошла бродить по улицам. Когда стемнело, она вернулась к воротамроддома. Они были заперты, но Лана без труда нашла дырку в заборе, проделанную,без сомнения предприимчивыми папашами, проскользнула в нее и быстро прошла кзданию архива. Осмотрев окна, она выдавила кусок стекла, стараясь не шуметь,просунув внутрь руку, открыла шпингалет и влезла в окно. Осветив архивные полкифонариком, она нашла интересующий ее год, порадовавшись царившему в архивепорядку, вытащила нужные папки, сложила в сумку, а другие разбросала, стараясьсоздать видимость бессмысленного хулиганского разгрома. Затем через то же окновыскочила наружу, покинула территорию роддома и быстрым шагом направилась кметро.

Дома она внимательно изучила документы и составила списокинтересующих ее людей.

Первыми в это списке стояли доктор Воронов и медсестраТуркина. Кто-кто, а уж они-то точно должны были знать о подмене ребенка.

На следующий день Лана позвонила в роддом и спросила доктораВоронова. Женщина на другом конце провода сначала ответила, что такой у них неработает, а потом передала трубку другой сотруднице, судя по голосу, немолодой.

— Вам Алексея Ивановича? А вы кто будете?

— Да я.., я рожала у него, — нашлась Лана. —Хотела узнать, как Алексей Иванович, такой человек был хороший, ребенка мнеспас.

— Да, хороший доктор был, душевный. Многие его вспоминают.Нету, милая, нету уж Алексея Ивановича, умер он, несколько лет уж тому. Да емууж лет много было. А все работал, работу свою очень любил.

Лана вежливо попрощалась и повесила трубку. Возле первойфамилии в списке можно было поставить птичку. Лана облегченно вздохнула — вэтом случае время сработало на нее. Спрашивать в роддоме о Туркиной она нестала — это было бы подозрительно. Она поступила просто — взяла справку вплатной службе информации.

Клавдия Васильевна Туркина была жива.

Лана снова превратилась в незаметного подростка и сталанаблюдать за ее квартирой. Через несколько дней она уже все знала о КлавдииТуркиной — ее распорядок дня, ее привычки, небольшой круг ее знакомств… И когдаКлавдия поехала на свою «фазенду» — в садоводство, где у нее были шесть соток,вылизанные и ухоженные, с аккуратно прополотыми грядками и дорожками,выложенными камушками и чуть ли не выстеленными половиками — Лана ехала в томже вагоне, сошла на том же полустанке, и когда они оказались одни на узкойтропинке среди густого осинника, Лана поняла, что ее время пришло.

Она вынула из кармана заранее заготовленный шелковый шнурок,нагнала Клавдию Васильевну и, не дав ей опомниться, накинула шнурок на шею.

Клавдия повернулась к ней, скорее удивленная, чемиспуганная. Схватившись руками за горло, она вскрикнула сдавленным голосом:

— Мальчик! Что ты? Д-девочка?!

Клавдия Туркина ничего плохого не сделала Лане. То, чтодавным-давно она отдала ее другой женщине или не отдала, но знала об этом имолчала — было скорее добром, чем злом: Лана и в мыслях всегда называла Элю«мамой» и никогда не хотела другой матери. Они любили друг друга, были друг кдругу привязаны, а та, другая женщина… Уже то, что она захотела отказаться отмаленькой Ланы, все говорило о ней, и Лана знала, что эта женщина в ее спискене уйдет от возмездия.

Итак, Лана не испытывала к Туркиной никаких личных чувств,но сейчас, когда она увидела ее изумленное и начинающее сереть лицо, Лануохватила такая ярость, что она сама испугалась. Ей показалось, что перед ней небеспомощная пенсионерка, а ее бывший шеф Кондраша Беспрозванный, и РудольфНаргизов, и другие люди, превратившие ее в живую марионетку, манипулирующие еечувствами, ее желаниями, лишившие ее нормальной жизни. Ей показалось, что передней в облике безобидной пожилой женщины стояла ее судьба.

С нечеловеческой силой Лана затянула шелковый шнурок, вложивв это усилие всю свою ненависть, все свои нерастраченные эмоции.

Клавдия хрипела, ее выпученные глаза с ужасом смотрели наэтого совершенно незнакомого ей подростка — кто это? Юноша или девушка? За что?Откуда в его или ее глазах такая ненависть? Что я сделана ему или ей?

Этот немой вопрос постепенно угас в ее глазах, глаза ееостекленели, лицо стало бессмысленным и багрово-синим от удушья. КлавдияВасильевна Туркина издала последний хрип, в горле ее что-то хрустнуло, и онаумерла.

Лана с изумлением прислушалась к себе. В ее душе не былораскаяния, жалости, чувства вины. Увидев угасшие глаза Клавдии, онапочувствовала странную радость, небывалый прилив сил. Ей показалось, что онарасплатилась со своими обидчиками, что она заплатила своей подлой судьбе той жемонетой.

Лана подхватила обмякшее тело под мышки, стащила с тропы иповолокла по осеннему лесу. Невдалеке заблестела между стволами вода. Ланавышла на берег небольшого водоема, втащила тело на мостки и столкнула в воду.Темная вода с глухим всплеском поглотила труп.