вымывшись, не погладив одежду? И как меня было бросить в балке одну? Соседи скромно опускали глаза, когда мы шли за хлебом в магазин, хотя ни в чем не были виноваты перед нами. Но им было почему-то стыдно. И вот пошел дождь…

Видимо, это одно из самых сильных детских переживаний, Настя словно захлебнулась воздухом, но продолжила:

– Наш шалаш не спасал от дождя. Мы нашли плащ отца и накрыли шалаш, вымокли, конечно. Было так холодно… Мы жались друг к другу, а утром просыпаемся и видим: на перевернутом кверху дном ведре сидит папа Вова. Сидит и смотрит на нас, он ждал, когда мы проснемся. Мать перепугалась, а я обрадовалась, он всегда то конфету мне даст, то по голове погладит. Очень ласковый. Хм… И фамилия у него – Ласкин, ему подходит. Между прочим, я тоже Анастасия Ласкина, когда паспорт выдавали, взяла его фамилию. В то утро он предложил маме поселиться в его доме, и она согласилась, не раздумывая, не спрашивая – на каких условиях дает нам кров. Это был праздник, везение – снова под крышей очутиться, спать на кровати, есть за столом. Я маленькая, мне было десять лет, а поняла, что значит хороший и плохой человек, какой смысл имеют жилье, работа, деньги. Позже папа Вова предложил матери выйти за него замуж. Из-за меня предложил, особой любви к ней он не питал. Вот такой человек Вова Ласкин, а ты презрительно к нему… тоже мне праведник.

– Я не знал, сужу по… Он же пьет, это видно.

– Да он благородней тысяч отутюженных хлыщей! А пьет или нет – не твое дело, папа Вова никому не делает зла, пьет на свои заработанные. И не алкаш он, все делает по дому, что положено делать мужику, на работу ходит, деньги матери отдает. И мне был отцом, а не отчимом. Так вот еще в те времена я стала сразу взрослой и решила: моя жизнь не будет, как у моей матери. С моим отцом она жила гражданским браком, ведь штамп в паспорте – это же пошло, верно?

– Тебе видней, – буркнул Феликс.

– Зато всегда можно отказаться от жены и детей. А дом в нашем поселке купила мама, когда получила наследство, ей хотелось иметь огород, сад, живность. Под наш дом отец взял кредит на бизнес, прогорел или куда-то дел деньги, сбежал, а мать расплатилась своей мечтой и стала бомжихой. Если бы не папа Вова… Тогда я дала себе слово, что буду учиться, много читать, чтобы понимать людей и не попасть в зависимое положение. Знания не дадут ошибиться и всегда выручат, если попадется негодяй вроде моего родного отца.

– Я не негодяй, запомни! – предупредил Феликс.

– А я не тебя имела в виду, а вообще рассуждаю, хотя… твое предложение «пожить» у тебя не вяжется с порядочностью.

– Н-да, рассуждаешь… как старуха. Древняя!

Теперь Настя одарила Феликса сочувствующим взглядом, улыбнулась, довольная собой и тем, что поставила его на место.

– Расстроился, обиделся, оскорбился? Ну, извини, супермен.

– Мы приехали, выходи, – сказал он деловым тоном.

Открыв дверцу, Настя нанесла ему еще один удар:

– Завтра можешь не приезжать, сама доберусь, и вообще! Обойдусь без провожатых… Ай!

Взвизгнула потому, что Феликс снова схватил ее за локоть, развернул к себе лицом и без всяких шуток, строго отчеканил:

– А вот это не вздумай. Я несу ответственность за тебя, попробуй только умотай, не дождавшись меня…

– И что ты сделаешь?

– Приеду в твой колледж, арестую и посажу в КПЗ. Угу, угу, в отдельную камеру, предупреждаю: удобств там нет, спать жестко, в туалет – под конвоем. Для сохранности посажу, усвоила? Ну? Идем?

Настя, гордо вышагивающая впереди, не видела его удовлетворенной физиономии, настроение Феликс ей испортил угрозой, а ведь так здорово его «умыла». И действительно, добрейшая улыбка заиграла на его губах, правда-правда, заиграла, то становилась шире, то едва заметной, он ведь взял реванш. Так на спокойной ноте можно легко укротить строптивых барышень с отсталыми убеждениями, он по лицу Настеньки определил, что в КПЗ она не хочет.

Тамара украдкой наблюдала за мужем

Уставившись в телевизор, он развалился в кресле, уложив ноги на второе, и потягивал дорогой самогон… ой, виски! Физиономия отсутствующая, тусклая и – Тамара не замечала раньше – пресыщенная. Последнее время она только и делала, что наблюдала за ним, находя что-то новое, малоприятное, отталкивающее. И могла бы поспорить: стоит окликнуть его, он тут же изобразит на лице готовность сделать ее счастливой. Причем любопытная деталь, Ролан сам преобразится в счастливейшего супруга со светящимися глазами и искренней улыбкой, из него полезет пресловутый позитив.

Комедия дель арте какая-то, только Тамара не находила себе роли в этом архаичном спектакле масок, который муж устраивает для единственного зрителя – для жены. Все это она замечала и раньше, да отмахивалась, полагая, что ее придирчивость из-за собственного скверного характера и склонности к меланхолии. Сейчас понимает, как обманулась, но ведь Ролан ужом вился вокруг нее, а Тамара была безнадежно молода и неопытна, когда они встретились…

«Хватит, – сказала себе, не желая отправляться в прошлое. – Довольно морального мазохизма!» Собственно, почему давнишняя история приходит всякий раз на ум, когда Тамара видит мужа? Именно там она сделала непоправимую ошибку, не разглядев в Ролане эгоцентрика. Разлюбила его давно, впрочем, пылко и не любила, но самое поразительное – он не давал ей возможности что-либо изменить. Всегда якобы любящий, позитивный, живущий только ради своих девочек – ха-ха, ну, а чтобы его девочки ни в чем не нуждались, бился за карьеру насмерть. Ради его карьеры они переезжали из города в город, а вернуться в Москву с нимбом Георгия Победоносца не получалось, места заняты.

– Пойду-ка, прогуляю Грету, – вдруг подскочил на ноги Ролан, потянулся, крякнул и отправился в прихожую. – А то засиделся что-то…

Хлопнула входная дверь в прихожей, и Тамара произнесла:

– Да хоть к любовнице катись.

Если честно, она не понимала мужа – зачем ломать комедию, зачем врать, зачем создавать иллюзии комфорта и любви?

Ролан благополучно спустился по лестнице, вышел из подъезда и остановился, застегивая куртку, Грета рванула со всех ног к кустикам. Он неторопливо двинул за собакой, неожиданно услышал:

– Подождите, господин Роменских.

Голос был женским и незнакомым, Ролан напрягся, ведь при его должности жди любой пакости от всяческих придурков, а потому в кармане сжимал пистолет, если что. Слыша стук приближающихся каблуков, он повернулся на звук. Подошла молодая женщина, очень даже ничего, насколько мог судить Ролан при свете фонаря, которого маловато, чтобы полностью оценить внешность.

– Это вы мне