Огорчает то, что, хотя каждое слово в письме дорогой Эммы – абсолютная неправда, я все же чувствую некоторую радость. Человеческое тщеславие – прелюбопытная штука. Не могу решить, в каком ключе ответить Эмме, так что пока откладываю это письмо.

Дети необычайно веселы весь вечер. Вынуждена заключить, что потеря Мадемуазель оставила их совершенно равнодушными.

После того как они ложатся спать, читаю «Замок Броуди»[251] и стремительно погружаюсь в глубины мрака. Мысленно пишу в Книжный Клуб довольно остроумное письмо о том, что большинство читателей предпочло бы веселиться, а не грустить, но красноречиво признаю, что книга, как они сами утверждают, без сомнения, мощная. Потом вспоминаю «Хуана в Америке»[252] – предыдущего клубного фаворита, которого я сама одобрила, – и решаю ничего не писать. Роберт спрашивает, знаю ли я, что пол-одиннадцатого было десять минут назад. Это значит, что он хочет выдворить Хелен Уиллс из дома, запереть дверь и выключить свет. Соответственно, выбрасываю из головы мысли об остроумных письмах неизвестным littérateurs[253] и ложусь спать.

7 августа. Приезжает временный гувернер, и я сразу же перепоручаю ему детей, а сама с головой ухожу в подготовку к теперь уже неминуемой поездке в Бретань. Насколько мне видно из окна спальни, все трое весело играют в салки на лужайке в саду. Выглядит многообещающе, и я успокаиваюсь.

8 августа. Заключительные изматывающие приготовления к отъезду. В последний момент спасение приходит в виде телефонного звонка Мэри Келлуэй, которая торжественно обещает прислать временную кухарку накануне нашего возвращения. Горничные отпущены в отпуск, садовник с женой обязуются Присматривать за домом и кормить Хелен Уиллс. Я прошу гувернера сесть на чемодан, потому что не могу его закрыть, забываю про эту просьбу и иду в кладовку за мылом (во французских поездах и гостиницах этот предмет обычно отсутствует). Возвращаюсь через несколько часов, а гувернер все еще на своем посту, в точности как Касабьянка. Без конца извиняюсь, мне говорят, что ничего страшного, и вот наконец чемодан успешно закрыт.

Погода ухудшается. Морская сводка всех повергает в отчаяние (кроме Вики, которая очень надеется, что мы потерпим кораблекрушение), ветер крепчает с каждым часом. Говорю Касабьянке, что надеюсь, он хорошо плавает. Он говорит, что нет, очень плохо, а Роберт неожиданно объявляет, что не видит смысла в том, чтобы вообще куда-то ехать.

10 августа. Ценой невероятных нервных затрат добираемся до Сен-Бриака. Помощь Касабьянки неоценима во всех смыслах, и однако я (довольно несправедливо) испытываю возмущение, когда он сообщает, что спокойно спал всю ночь. Сама я провела ее совершенно по-другому, а потом мне пришлось сидеть с Вики, которая не сомкнула глаз с четырех утра, но сейчас весела и разговорчива, и с Робином, которому резко поплохело в пять.

В Сен-Мало сильный шторм и ливень. Вики и Робин удивляются, что все вокруг разговаривают по-французски, а Роберт говорит, что климат напоминает ему Англию. Касабьянка не говорит ничего, но предлагает своевременную помощь с багажом, а позже в изысканных выражениях сообщает, что один чемодан потерялся. Это приводит к задержке в пути, а еще к интенсивным переговорам между таксистом, который должен отвезти нас в центр Сен-Бриака, носильщиком и каким-то приятелем таксиста, который с пылом берется за дело и восклицает: «Ah, grâce à Dieu!»[254], когда чемодан в конце концов находят. Этот инцидент дает водителю такси пищу для разговоров на всю дорогу, и он то и дело к нам оборачивается. Роберту это, похоже, не по нутру. Надеюсь, что водитель не физиогномист, иначе бы он непременно обиделся.

Проезжаем несколько деревень, и я каждый раз говорю, что это, наверное, здесь. Никто не отвечает, только Касабьянка вежливо изображает интерес. Наконец доезжаем до того самого местечка и останавливаемся перед веселенькой гостиницей, возле которой под навесом стоят зеленые столики – такие мокрые, что с них течет вода. Странно, что вокруг нет никаких признаков моря, но я на время откладываю этот вопрос, потому что надо разобраться с багажом, комнатами (произошла ошибка, вследствие которой мадам твердо намерена считать меня и Касабьянку мужем и женой) и cafés complets[255] для всех. Его подают, и мы поглощаем кофе с булочками в холле под пристальным и неослабевающим вниманием примерно пятнадцати других гостей – неприятного вида британцев.

За этим следует осмотр комнат. Робин спрашивает, когда уже пойдем купаться. Вспомнив температуру воздуха и воды, заранее застываю от страха. Распаковываем вещи и обустраиваемся. Роберт во время этого процесса куда-то исчезает, возвращается спустя несколько часов и объявляет, что До Моря нужно Идти Пешком Целых Двадцать Минут.

Складывается ощущение, что виновата в этом я, но уже ничего не поделать. Все многозначительно молчат, только Касабьянка говорит, что зато, пока идем, согреемся. Не могу решить, то ли это проявление исключительного такта, то ли наоборот. Утверждение оказывается совершенно ошибочным, поскольку до большого, продуваемого ветром пляжа все (кроме детей) добираются более или менее окоченев. Вода темно-зеленая, резкий восточный ветер гонит высокие пенистые волны. Цепенею от осознания ошеломляющего факта, что менее чем через четверть часа мы будем в воде. Готова отдать много денег, лишь бы мне позволили не раздеваться и остаться на суше. Сильно подозреваю, что подобные умонастроения превалируют и среди остальных, но мы все с напускной веселостью набиваемся в два домика для переодевания и выходим оттуда одетые не по погоде.

(NB. Никогда больше не выбирать купальный костюм голубой расцветки. При хорошем кровообращении он, может, и ничего, в противном же случае наблюдается крайне отталкивающий эффект.)

Дети отважно забегают в воду в сопровождении гувернера, которому я мысленно ставлю высокую оценку за приверженность профессиональному долгу, поскольку он позеленел от холода и дрожит. Роберт с высокомерным видом останавливается у кромки воды, а я крайне неохотно заползаю в море на несколько дюймов и немею от холода. Дети визжат от Восторга, что радикально меняет положение вещей, и вот мы уже все купаемся и говорим друг другу, что, право же, не так уж и холодно, но в первый день лучше не сидеть в воде долго.

С радостью возвращаемся к домикам, а еще больше настроение поднимается, когда какой-то древний старичок приносит eau chaude pour les pieds[256].

Остаток дня посвящаем вкуснейшей еде, исследованию Сен-Бриака в промежутках между ливнями и покупке печенья, марок, блокнотов, персиков (очень недорогих, но отличных), а также «Шерлока Холмса» (для Робина) и «Робинзона Крузо» (для Вики) от издательства Таухниц[257].

Наконец дети уложены спать, а Роберт и Касабьянка угрюмо критикуют внешний вид постояльцев-соотечественников и единогласно осуждают мое желание завязать общение