— Геп, выпей пива. Полечись заодно с нами.

— Мне кажется, пить на сегодня хватит, — объявляет Геп. Берет оставленные без присмотра пакеты, уносит в дом.

— Что тут происходит? — осведомляется Марч.

— Твой брат пришел к выводу, что они с Арти — герои-страдальцы, а мы с тобой чистой воды злодеи. Ты уже намутил всякой новой хрени с Верой?

Марч передергивает плечами, потом вздыхает, потом кивает. Вера, видимо, решила, что молчание совсем не золото.

Арло говорит:

— Блин, а мы, похоже, и есть злодеи.

— Если что-то начнется, — произносит Марч, — мне нужно будет, чтобы ты вмешался. Если я не смогу… ну, сам знаешь.

— Знаю, — кивает Арло. — Подползу, собью тебя с ног. Посижу на тебе сверху, пока ты не прекратишь выделываться. Процедуру помню.

Марч отправляется на кухню, повторяя про себя, что еще не поздно все поправить. Он может убедить брата, что изменился. Геп убрал пиво, а теперь расправляет пакеты и складывает один в другой. Инстинкт подсказывает Марчу: вон из комнаты, из этого дома, возвращайся в Нью-Мексико. Собаки как будто прочитали его мысли: перебрались из своей спальни в кухню, готовые ехать с ним немедленно. Ромул подходит, обнюхивает его, все еще зевая — он дремал. Но вдруг собаки замирают, шерсть на загривках встает дыбом. Не у одного Марча тут есть инстинкты.

— Косточку! — восклицает Марч как можно жизнерадостнее. Вытаскивает из кладовки мешок с собачьими косточками — он одиноко притулился на полке рядом с двумя банками консервированных бобов и пачкой «Фритос». Марч помахивает двумя косточками, подзывая собак, они подбегают мгновенно, прыгают на него, машут хвостами. — На улицу, — говорит он, и собаки выскакивают за дверь.

Сейчас было бы так просто прыгнуть в фургон. Но простым оказался бы только первый шаг. А каждый следующий был бы труднее и труднее — как будто растягиваешь и растягиваешь резинку. Ромул и Рем распахивают носами сетчатую дверь, Марч швыряет одну косточку в левую часть двора, другую в правую, собаки спрыгивают с крыльца в разных направлениях.

— Подержишь их тут? Очень надо, — обращается Марч к Арло.

— Постараюсь, но если разбуянятся, трогать не буду.

Собаки ложатся во дворе, грызут кости. Марч возвращается в дом, крепко запирает за собой и сетчатую, и обычную дверь.

Геп сидит на кухонном столе и болтает ногами. Рабочие ботинки ударяются о ящики внизу. Шлеп. Шлеп. Марч стоит в дверях и ждет, когда все начнется.

— Защищаешь меня от своих собак? Это тебя защищать надо. — Шлеп.

— Вдруг у тебя пистолет? Я за них беспокоюсь.

— То есть ты натворил что-то такое, за что тебя стоит пристрелить. — Голос Гепа холоден, в нем на каждом слове — иззубренные горные пики, горные кряжи отвращения. — Было бы лучше, если бы я женился на женщине, не считающей меня куском дерьма. В этом ты точно не виноват, но ты виноват в том, что я это понял. Даже если тебе лишь со второго раза удалось втемяшить это в мою тупую башку.

Все то, на что Марч так надеялся, — снова работать у отца, возобновить дружбу с Арло и Арти, добиться расположения Гепа и матери, почувствовать себя собой, человеком, живущим нормальной жизнью, — кануло в пропасть.

— Что я тебе такого сделал, что ты решил разрушить мою жизнь? — продолжает Геп. — Я знаю, ты не думаешь, что пытаешься спасти меня от меня. Ты в жизни никому не помогал, если тебя не просили, да и если просили, нечасто. — Он снова стукает пятками по ящикам. Шлеп.

— Я все сказал честно там, у тебя в мастерской. Я не хочу больше ничего ломать. И не хочу приближаться к Вере.

— Ты не сразу дал это обещание.

Марч кивает. Если бы брат вместо утверждения задал вопрос, он, возможно, ответил бы иначе. Но, похоже, Геп только и ждал этого кивка. Он спрыгивает со стола, бьет Марча в солнечное сплетение, выбрасывает вперед плечо, как футболист, влетающий в манекен. Марч падает назад, пролетает сквозь дверной проем в прихожую, катится, пока не натыкается на край ковра. Будто в замедленной съемке, видит, как ботинок брата приближается к его боку. Гадает, не вырубится ли еще до удара. Не вырубается, боль заставляет его крякнуть и перекатиться на другой бок. Он слышит, как открывается и захлопывается дверь, с топотом бежит Арло, лают собаки на веранде.

Геп перешагивает через Марча, опускается на пол, переворачивает брата на спину. Ставит колено Марчу на грудь, Марч чувствует, как вес Гепа сосредоточивается в ботинке, плотно прижатом к его яйцам. Он пытается сесть и скрючиться, но Геп укладывает его обратно ударом кулака в висок. Марч чувствует, как обручальное кольцо брата рассекает ему кожу, в волосы просачивается горячая кровь.

Его так удивляет, что он не утратил ясности мысли, что ни голова, ни тело не отказались ему служить, что он не делает никаких попыток сбросить брата. Он закидывает назад голову, пытаясь придать протяженность пульсирующей между ног боли, видит лицо Арло. Кажется, Арло кричит:

— Что мне делать?

Но это не точно, потому что Геп наносит ему очередной удар, теперь — в глаз.

Марч стонет, потом поднимает глаза на брата.

— Эй, — говорит он. — Я все еще тут.

Облегчение велико, хотя вид у брата по-прежнему такой, будто он его сейчас убьет. Геп шлепает его по лицу, на сей раз не кулаком, а ладонью.

— Ты, похоже, не излечился, — говорит Геп. — Просто чувствуешь вину, вот и не впадаешь в ярость. — Он резко отталкивается, отрывается от брата.

Марч встает на четвереньки — голова кружится, в горле тошнота, и все же он доволен.

— Да, но мы продвинулись к цели.

Перед собой он видит ноги Арло, отгоняет его рукой. Прижимается лбом к полу, пытаясь отдышаться.

— Никуда мы, на хрен, не продвинулись, — откликается Геп из кухни.

Марч встает на колени, смотрит, как Геп идет обратно мимо веранды, несет собачьи косточки и бутылку виски.

— Прихвачу упаковку пива, прежде чем выйти из дома, — сообщает Арло. — На случай, если братец твой сбежит с виски. Или не захочет делиться.

Гепа они обнаруживают на ступенях, ведущих на веранду, рядом с ним собаки, упаковка с косточками пуста. Марч отгоняет собак с дороги, садится рядом с братом. Арло подает ему пиво, потом возвращается на качели. Марч, вместо того чтобы вскрыть холодную банку, прижимает ее к лицу.

Геп говорит:

— Не помнишь, как стянул у меня комикс «Люди Икс»? Тебе лет одиннадцать было.

— Нет, если честно.

— Зато я помню, потому что, когда треснул тебя Теиной битой, а ты без единого слова мне его вернул, я подумал: а вдруг